— Как? Неужели нам не остается никакой надежды?
— Никакой! Их более пятидесяти; мы окружены со всех сторон.
— О! Что же такое я сделала, Боже мой, что принуждена я подвергаться таким несчастиям?
Курумилла беспечно растянулся на земле, положил возле себя оружие, которое было заткнуто у него за поясом, и со стоическим фатализмом индейцев, когда они знают, что не могут уже избегнуть угрожающей им участи, ждал бесстрастно, скрестив руки на груди, прибытия врагов, от которых, не смотря на все свои усилия, он не мог избавить молодую девушку.
Вдали уже слышался глухой лошадиный топот, приближавшийся все более и более. Еще четверть часа и все могло быть кончено.
— Пусть сестра моя приготовится, — холодно сказал Курумилла, — Антинагюэль приближается.
При этих словах ульмена, молодая девушка задрожала и взглянула на него с состраданием.
— Бедняжка! — воскликнула она. — Зачем вы старались спасти меня?
— Молодая девушка с лазурными глазами друг моих бледнолицых братьев; я готов отдать за нее свою жизнь.
Донна Розарио встала и подошла к ульмену.
— Вы не должны умирать, вождь, — сказала она ему своим кротким и выразительным голосом, — я этого не хочу.
— Отчего? Я не боюсь пыток; сестра моя увидит, как умирает вождь.
— Послушайте, вы слышали угрозы этой женщины? Она назначает меня в невольницы; стало быть, моя жизнь не подвергается никакой опасности!
Курумилла сделал знак согласия.
— Если же, — продолжала она, — вы останетесь со мною, вас возьмут и убьют?
— Да, — отвечал Курумилла холодно.
— В таком случае, кто же уведомит о моей участи друзей моих? Если вы умрете, вождь, каким образом узнают они, куда увели меня? Будут ли они тогда в состоянии освободить меня?
— Это правда, они не узнают ни о чем…
— Стало быть, вы должны остаться в живых, вождь, если не для себя, то для меня… бегите же, спешите к ним.
— Сестра моя хочет этого?
— Я требую.
— Хорошо! — воскликнул индеец. — Я уйду, но пусть сестра моя не унывает; скоро она увидит меня.
В эту минуту топот лошадей сделался еще громче; ясно было видно, что преследователи находились только в нескольких шагах от беглецов. Курумилла поднял оружие, заткнул его за пояс и, сделав последний знак ободрения донне Розарио, проскользнул в высокую траву и исчез. Молодая девушка оставалась с минуту задумчивой, но скоро, неустрашимо подняв голову и прошептав твердым голосом одно слово: «Пойду!» вышла из чащи, скрывавшей ее от взоров, и с решимостью встала посреди дороги. Антинагюэль и Красавица были в десяти шагах от нее.
— Вот я, — сказала донна Розарио твердым голосом, — делайте со мной что хотите.
Ее гонители, пораженные таким необычайным мужеством, остановились в изумлении. Мужественная девушка спасла Курумиллу.
Глава XLIX
ЗМЕЯ И ЕХИДНА
Донна Розарио стояла посреди дороги, скрестив руки на груди, и гордо подняв голову. Красавица быстро оправилась от волнения, которое причинило ей неожиданное появление ее невольницы; соскочив с лошади, она схватила руку молодой девушки и крепко сжала ее.
— О, о! — сказала она насмешливым тоном. — Мое прелестное дитя, так-то вы заставляете нас бегать за вами? Но не беспокойтесь, мы сумеем помешать вам рыскать где попало.
Донна Розарио отвечала на эти слова только улыбкой холодного презрения.
— А! — вскричала куртизанка, крепко сжимая ей руку. — Я сумею укротить ваш надменный характер.
— Сеньора, — с кротостью заметила молодая девушка, — вы больно жмете мне руку.
— Змея! — возразила Красавица, грубо ее отталкивая. — Зачем не могу я раздавить тебя под моими ногами!
Донна Розарио зашаталась, запнулась о корень дерева и упала. Ударившись лбом об острый камень, она слабо вскрикнула и лишилась чувств.
Антинагюэль стремительно бросился к ней, чтобы поднять ее. Кровь сильно текла из глубокой раны, при виде которой индеец зарычал как хищный зверь. Он наклонился к молодой девушке, поднял ее с чрезвычайными предосторожностями и старался остановить текущую кровь.
— Фи! — сказала ему Красавица с насмешливой улыбкой. — Вы хотите исполнять ремесло старухи, вы, верховный вождь вашего народа? Оставьте эту жеманницу, ваши попечения будут для нее бесполезны; кровь, напротив, принесет ей пользу.
Антинагюэль молчал: ему хотелось заколоть эту фурию. Он бросил на нее взгляд, до того исполненный гнева и ненависти, что донна Мария испугалась. Невольно она отскочила, чтобы стать в оборонительное положение, и поднесла руку к груди, чтобы вынуть кинжал, который всегда носила при себе.