Пока токи говорил таким образом, Красавица, слушая его, глубоко размышляла; когда он замолчал, она сказала ему:
— Я вижу, что брат мой действительно любит эту женщину; пусть же он простит меня; я думала, что он чувствует к ней одну из тех мимолетных прихотей, которые родятся при восходе и умирают при закате солнца; я ошиблась, но сумею загладить мою вину.
— Что хочет сказать моя сестра?
— Я хочу сказать, что если бы я знала страсть моего брата, я не заставила бы эту девушку так страдать.
— Бедное дитя! — прошептал индеец со вздохом. Красавица иронически улыбнулась.
— О! Брат мой еще не знает бледнолицых женщин, — сказала она, — это ехидны: сколько ни дави их, они все-таки приподнимутся, чтобы ужалить в пятку того, кто поставил на них свою ногу. Впрочем, со страстью не рассуждают, а то я сказала бы моему брату: благодарите меня, потому что, убив эту женщину, я избавила бы вас от ужасных горестей; эта женщина никогда не полюбит вас! Чем более вы будете смиряться перед нею, тем более она будет холодна, надменна и презрительна перед вами.
Антинагюэль сделал нетерпеливое движение.
— Но, — продолжала донна Мария, — брат мой любит, и я отдам ему эту женщину; через час я отдам ее, если не совсем выздоровевшую, то, по крайней мере, вне всякой опасности, отдам, не ожидая исполнения обещания, которое он дал мне; я предоставлю ему свободу располагать ею как ему вздумается.
— О! Если моя сестра сделает это, — вскричал Антинагюэль, упоенный радостью, — я буду ее невольником!
Донна Мария улыбнулась с неописанным выражением; она достигла своей цели.
— Я это сделаю, — сказала она, — только время уходит, мы не можем оставаться здесь долее; нас ждет важное дело, брат мой, верно, позабыл о ней.
Антинагюэль бросил на Красавицу подозрительный взгляд.
— Я ничего не забыл, — сказал он, — друг моей сестры будет освобожден, если бы мне пришлось для этого потерять тысячи воинов.
— Хорошо! Брат мой успеет.
— Только я поеду не прежде, как девушка с лазоревыми глазами опомнится.
— Пусть мой брат поторопится дать приказание к отъезду, потому что через десять минут этот слабый ребенок будет в таком состоянии, как он желает.
— Хорошо, — сказал Антинагюэль, — через десять минут я буду здесь.
Он вышел из комнаты торопливыми шагами. Оставшись одна, Красавица встала на колени перед молодой девушкой, освободила ее от веревок, вымыла лицо свежей водой, приподняла волосы и старательно перевязала рану на лбу.
«О! — подумала она. — Посредством этой женщины я держу тебя в моих руках, демон! Поступай как хочешь, я уверена, что теперь всегда заставлю тебя исполнять мою волю».
Она тихо подняла молодую девушку, посадила ее в кресло, находившееся в комнате, привела в порядок одежду своей жертвы и дала ей понюхать спирт чрезвычайно крепкий.
Этот спирт вскоре произвел желаемое действие: хрипенье в горле прекратилось, дыханье донны Розарио сделалось свободнее; молодая девушка глубоко вздохнула, раскрыла глаза и бросила вокруг себя мутный взгляд. Но вдруг взгляд этот случайно упал на женщину, которая расточала ей попечения, и новая бледность покрыла ее черты, на которых появился было легкий румянец. Донна Розарио закрыла глаза и чуть было опять не лишилась чувств.
Красавица пожала плечами, вынула из кармана другой пузырек и, раскрыв рот бедной девушки, влила в ее посиневшие губы несколько капель. Действие снадобья было быстро как молния. Донна Розарио вдруг выпрямилась и обернула голову к Красавице. В эту минуту вошел Антинагюэль.
— Все готово, — сказал он, — мы можем ехать.
— Когда хотите, — отвечала донна Мария.
Вождь взглянул на молодую девушку и улыбнулся с радостью.
— Видите, я сдержала мое обещание, — сказала Красавица.
— Я тоже сдержу свое, — возразил Антинагюэль.
— Что хотите вы делать с этой женщиной?
— Она остается здесь: я уже распорядился насчет ее.
— Поедем же. До свидания, сеньорита, — прибавила донна Мария со злой улыбкой.