Как только Курумилла сделал описанные нами распоряжения, он оставил Жоана и вернулся к своим товарищам, которые ждали его на вершине Корковадо.
— Наконец! — вскричали они, увидев его.
— Я начинал бояться, не случилось ли с вами какого-либо несчастья, вождь, — сказал ему граф.
Курумилла улыбнулся.
— Все готово, — сказал он, — и если бледнолицые желают, они могут войти в ущелье.
— Вы думаете, что план ваш будет иметь успех? — спросил дон Тадео с беспокойством.
— Я надеюсь, — отвечал индеец, — но впрочем один Пиллиан может знать что случится.
— Справедливо. Что мы будем теперь делать?
— Зажжем огонь и уедем.
— Как уедем? А наши друзья?
— Мы им не нужны; как только огонь будет зажжен, мы поедем отыскивать бледнолицую девушку.
— Дай Бог, чтобы мы могли спасти ее!
— Пиллиан всемогущ, — отвечал Курумилла, высекая огонь.
— О! Мы ее спасем! — вскричал восторженно молодой человек.
Курумилла зажег трут, находившийся в роговом ящичке, смел в кучу ногами сухие листья, положил на них трут и начал дуть изо всех сил. Листья, высушенные солнечными лучами, скоро вспыхнули; Курумилла набросал на них других листьев, прибавил к ним несколько сухих ветвей, почти тотчас же загоревшихся, и положил эти ветви на костер. Огонь, раздуваемый ветром, который на высотах обыкновенно бывает гораздо сильнее, быстро разгорался, и скоро столб пламени поднялся к небу.
— Хорошо! — сказал Курумилла своим товарищам, которые так же как и он жадно глядели в долину. — Друзья наши увидали сигнал, мы можем ехать.
— Поедем же, не теряя времени, — вскричал граф с нетерпением.
— Поедем, — сказал дон Тадео.
Через минуту Курумилла и его товарищи углубились в огромный девственный лес, покрывавший вершину горы, оставив позади себя зажженный костер, этот зловещий сигнал убийства и разрушения.
Между тем вот что происходило в долине. Дон Гре-горио Перальта, боясь слишком зайти вперед прежде чем узнает положительно в чем дело, приказал отряду остановиться. Он не скрывал от себя страшной опасности своего положения и потому хотел воспользоваться всем для достижения успеха, чтобы в случае неудачи в битве, которую приготовлялся дать, честь его осталась невредима, а память о нем безупречна.
— Генерал, — обратился он к Корнейо, который так же как и сенатор, находился возле него, — вы воин храбрый, солдат неустрашимый; я не скрою от вас, что мы находимся в положении крайне опасном.
— О! О! — сказал генерал, вертя усы и бросая насмешливые взгляды на дона Района, который при этом известии, сделанном так неожиданно, побледнел. — Объясните нам это, дон Грегорио!
— О! Боже мой! — отвечал тот. — Дело очень просто: индейцы в значительной силе находятся в засаде в ущелье, чтобы не допустить нас пройти.
— Вот какие молодцы! Эдак, пожалуй, они перебьют нас по одиночке, — сказал генералв спокойным голосом.
— Да это страшная засада! — вскричал испуганный сенатор.
— Разумеется засада! — согласился генерал. — Впрочем, любезный друг, — прибавил он с лукавой улыбкой, — сейчас вы сами будете в состоянии судить об этом; скажите мне после ваше мнение, если, что впрочем невероятно, вы избавитесь от смерти…
— Но я не хочу соваться в эту страшную западню! — закричал дон Рамон, вне себя от страха. — Я не солдат, черт побери!
— Ба! Вы будете драться как любитель; с вашей стороны это будет прекрасный подвиг, тем более, что вы не привыкли к сражениям…
— Милостивый государь, — холодно сказал дон Грегорио, — вы сами виноваты во всем: если бы вы спокойно оставались в Сантьяго, как этого требовал ваш долг, вы не подвергались бы подобной опасности.
— Это правда, любезный друг, — смеясь, подтвердил генерал, — если уж вы так трусливы как заяц, то зачем суетесь в военную политику?
Сенатор не отвечал на этот грубый вопрос; он обезумел от страха и почти считал себя мертвым.
— Что бы ни случилось, генерал, могу ли я положиться на вас? — спросил дон Грегорио.
— Я могу вам обещать только одно, — благородно отвечал старый солдат, — что не буду торговать моей жизнью, и если понадобится, храбро умру. Что касается до этого труса, — прибавил он, указывая на дона Района, — о нем не беспокойтесь; я берусь заставить его показать чудеса храбрости.
При этой угрозе несчастный сенатор почувствовал, как на всем теле у него выступил холодный пот. Длинный столб пламени засверкал на вершине Корковадо.
— Нечего долее колебаться, — вскричал решительно дон Грегорио, — вперед! И да покровительствует Господь Чили!