Ни дон Тадео, ни граф не отвечали; им было стыдно признаться в своей слабости. Прошло полчаса, и никто не говорил ни слова. Курумилла удалился. Воротившись, он спросил:
— Ну что?
— Ах, дайте еще несколько минут, — отвечал граф. Индеец покачал головой и сказал:
— Время не терпит…
Говоря это, он вынул из-за пояса маленький ящичек, раскрыл его и подал дону Тадео. В этом ящике было четыре отделения; в первом лежали сухие листья беловатого цвета, во втором негашенная известь, в третьем какие-то камешки величиною с орех, в четвертом три или четыре тонких лопаточки из железного дерева.
— О! — вскричал с радостью дон Тадео. — Кока!
— Да, — отвечал индеец, — отец мой может взять. Дон Тадео не заставил просить себя; он с живостью схватил одной рукой лопаточку, а другой взял листок; на этот листок посредством лопаточки он сначала насыпал негашеной извести, потом завернул в него камешек и положил в рот.
Граф следил за движениями дона Тадео с особенным вниманием и как только тот положил камешек в рот, спросил у него с любопытством:
— Что это такое?
— Кока.
— Но это ничего мне не объясняет.
— Друг мой, — сказал дон Тадео, — Америка обетованная земля, ее счастливая почва производит все: мы имеем парагвайскую траву, заменяющую чай, мы имеем коку, которая, уверяю вас, с выгодой заменяет бетель, советую вам попробовать.
— С вашим поручительством, дон Тадео, я попробую все что угодно; тем более я не опасаюсь взять в рот этот листок, который кажется мне безвредным; но признаюсь, мне очень хотелось бы узнать достоинства этого универсального лекарства; судя по радости, которую вы выказали, когда его увидали, его достоинства должны быть очень велики.
— Судите сами, — отвечал дон Тадео, приготовляя между тем вторую пилюлю точно так же как и первую, — кока имеет способность возвращать силы, отнимать сон, голод и придавать мужество.
— И чтобы наслаждаться всеми этими драгоценными дарами, что нужно сделать?
— Нужно только жевать коку, как моряки жуют табак, а малайцы бетель.
— Черт побери, дон Тадео! Вы человек слишком серьезный для того, чтобы я мог предполагать, что вы хотите позабавиться над моим легковерием; дайте мне, пожалуйста, поскорее это драгоценное снадобье; я хочу попробовать; если оно не принесет мне пользы…
— Зато не сделает и вреда; это все-таки утешение, — улыбаясь, перебил дон Тадео, протянув графу приготовленную им пилюлю.
Луи, не колеблясь, положил ее в рот. Курумилла, старательно заткнув ящик за пояс, начал седлать лошадей.
Вдруг ружейная перестрелка и страшные крики раздались невдалеке.
— Что бы это значило? — вскричал Луи, поспешно вставая.
— Начинается битва, — холодно отвечал Курумилла.
— Что мы будем делать? — спросил дон Тадео.
— Полетим на помощь к нашим друзьям! — благородно заявил граф.
Дон Тадео устремил на ульмена вопросительный взгляд.
— А молодая девушка?.. — сказал индеец. Граф задрожал, но, тотчас оправившись, отвечал:
— Наши товарищи отыскивают ее; у нас здесь жестокие враги, которых мы обязаны поставить обезвредить.
В эту минуту крики и ружейные выстрелы усилились.
— Решимся же, — с живостью продолжил молодой человек.
— Поедем! — вскричал дон Тадео. — Один час промедления не очень повредит моей дочери.
— На лошадей, когда так! — сказал Курумилла. Индеец и его спутники сели на лошадей. По мере того как они приближались, шум ожесточенной битвы в ущелье становился громче; они узнавали воинственные крики чилийцев, смешивавшиеся с воем ароканов; иногда пули ударялись о деревья около них. Если бы не густая завеса листьев, они могли бы увидеть сражающихся.
Не обращая никакого внимания на бесчисленные препятствия, мешавшие им ехать, всадники скакали, сломя головы и рискуя свалиться в пропасти, мимо которых проносились.
— Стой! — вдруг закричал ульмен.
Всадники удержали лошадей, обливавшихся потом. Курумилла прискакал со своими друзьями к месту, которое возвышалось над выходом из ущелья со стороны Сантьяго. Это место представляло нечто вроде природной крепости, составленной из гранитных обломков, наваленных друг на друга быть может землетрясением. Издали эти скалы имели поразительное сходство с башней, и высота их достигала десяти метров.
Ульмен и его спутники находились на крутом склоне, до вершины которого нельзя было добраться иначе как с помощью рук и ног. Словом, это была настоящая крепость, в которой можно было выдержать продолжительную осаду.