При слове «конвой», Бустаменте и Красавица переглянулись. Дон Панчо продолжал допрос.
— Зачем вы ехали в Сантьяго?
— Затем, что политика мне надоела; я имел намерение удалиться на мою ферму жить в своей семье.
— У вас не было другой цели? — спросил Бустаменте.
— Нет.
— Точно?
— Точно… Ах! Постойте, вспомнил… мне было дано поручение…
— Ну, вот видите!
— О! Боже мой! Я забыл про него, уверяю вас.
— Гм! Какое же это поручение?
— Не знаю.
— Как не знаете?
— Право не знаю; мне дали депешу.
— Покажите ее мне…
— Вот она!
Бустаменте схватил депешу, сорвал печать и быстро пробежал бумагу глазами.
— Ба! — сказал он, комкая ее между сжатыми пальцами. — В этой депеше нет никакого смысла, она вроде тех, которые поручаются людям вашего сорта.
Сенатор притворился, будто принимает эту фразу за комплемент.
— Я сам тоже думал, — сказал он с улыбкой, которая имела притязание быть приятной, но страх, искрививший его черты, делал из нее отвратительную гримасу.
Услышав нелепый ответ дона Рамона, Бустаменте не мог удержаться и громко расхохотался; сенатор поспешил принять участие в смехе генерала, сам не зная почему. Донна Мария прекратила эту веселость, заговорив:
— Дон Панчо, ступайте к Антинагюэлю; необходимо, чтобы завтра на рассвете он потребовал свидания у авантюристов, которые засели как совы на вершине скалы.
— Но если он откажет? — заметил удивленный Бустаменте.
— Он должен согласиться; постарайтесь его убедить.
— Попробую.
— Надо успеть во что бы то ни стало.
— Я успею, если вы требуете.
— Во время вашего отсутствия я поговорю с этим человеком.
— Говорите, я уйду.
Трудно сказать к чему прибегнул Бустаменте для того, чтобы заставить токи повести переговоры с осужденными; но дело кончилось тем, что он успел в своем предприятии.
Когда он возвратился к донне Марии, разговор ее с сенатором уже был кончен. Генерал услышал только как она сказала сардоническим голосом:
— Устройте же все это как можете, любезный дон Рамон; если вы не сумеете, я отдам вас индейцам, и они сожгут вас живого.
— Гм! — прошептал дон Рамон с испугом. — Если они узнают, что это сделал я, что тогда будет со мной.
— Вы будете сожжены.
— Черт побери! Черт побери! Перспектива не совсем приятная; неужели вы не можете дать это поручение кому-нибудь другому?
Донна Мария лукаво улыбнулась и сказала:
— Успокойтесь, я буду вашей сообщницей; я вам помогу.
— О! Когда так, — сказал сенатор с радостью, — я заранее уверен в успехе.
Красавица сдержала слово: она помогла дону Рамону исполнить смелый план, задуманный ею. Дон Панчо остерегался расспрашивать куртизанку; он знал, что она трудится для него и потому был на этот счет совершенно спокоен. Он ожидал терпеливо, когда она сама сочтет нужным рассказать ему все.
Глава LXIII
КАПИТУЛЯЦИЯ
Вернемся в хижину совета, куда граф де Пребуа Крансэ был введен генералом Бустаменте. Дон Панчо имел слишком много личного мужества, чтобы не любить и не ценить это качество в другом. Гордая и надменная поза молодого человека ему понравилась. Поэтому после довольно грубого ответа Луи, дон Панчо вместо того чтобы сердиться на него сказал ему, поклонившись:
— Ваше замечание совершенно справедливо, господин…
— Граф де Пребуа Крансэ, — подсказал француз, кланяясь.
В Америке дворянства не существует, а потому титулы там неизвестны. Однако ж нет на свете другой страны, в которой это дворянство и эти титулы пользовались бы таким почетом! На графа и на маркиза там смотрят как на людей высшего сорта. То, что мы сказали, относится не к одной Южной Америке, где на основании прежних законов, утверждающих, что всякий кастеланец благороден, потомки испанцев могли бы по справедливости иметь притязание на дворянство. В Соединенных Штатах в особенности влияние титулов царствует во всей своей силе.
Бессмертный Фенимор Купер еще прежде нас сделал это замечание в одном из своих романов. Он рассказывает, какой эффект произвело одно из его действующих лиц — американец по происхождению, который, эмигрировав в Англию во время революции, вернулся оттуда с титулом баронета. Эффект этот был огромный, и Купер наивно прибавляет, что достойные янки в полном смысле слова гордились своим соотечественником-баронетом.
Откуда может происходить эта аномалия у таких свирепых республиканцев как американцы? Мы откровенно признаемся в нашем неведении и предоставляем другим, более посвященным в таинства человеческого сердца, старание разрешить этот трудный вопрос.