Выбрать главу

Дон Тадео не отвечал и склонил голову к земле; он, казалось, был сильно огорчен.

— Послушайте, дон Тадео, какую весть я принес вам, — с важностью продолжал дон Грегорио, — Бустаменте убежал!

— Я это знал! — слабо прошептал дон Тадео.

— Да, но вы не знаете, что этот негодяй успел привлечь на свою сторону ароканов; через неделю грозная армия этих свирепых воинов под начальством самого Антинагюэля и Бустаменте нападет на наши границы.

— Эти известия… — возразил дон Тадео.

— Верны, — с живостью перебил дон Грегорио, — верный шпион принес нам их.

— Вспомните, друг мой, что я передал всю власть в ваши руки, и уже не значу ничего.

— Когда вы отказались от власти, дон Тадео, враг был побежден, в плену; но теперь все переменилось; опасность угрожает больше прежнего, Чили зовет вас, останетесь ли вы глухи к голосу отечества?

— Друг, — отвечал дон Тадео глубоко грустным тоном, — меня зовет также другой голос, голос моей дочери… Я хочу спасти ее.

— Спасение отечества должно стоять впереди семейных привязанностей! Король Мрака, вспомните вашу клятву! — сурово сказал дон Грегорио.

— Но моя дочь! Мое бедное дитя! Единственное мое счастье! — вскричал дон Тадео голосом, полным слез.

— Вспомните ваши клятвы, Король Мрака! — повторил дон Грегорио мрачно. — Ваши братья ждут вас.

— О! — вскричал несчастный голосом, хриплым и прерывавшимся от горести. — Неужели вы не сжалитесь над отцом, умоляющим вас!

— Хорошо! — отвечал дон Грегорио с горечью, делая шаг назад. — Я удаляюсь, дон Тадео; десять лет мы сражались вместе и всем жертвовали для дела, которому вы нынче изменяете; пусть будет так… мы сумеем умереть за отечество, которое вы бросаете. Прощайте, дон Тадео, чилийский народ падет, но вы найдете вашу дочь и преклоните голову под проклятиями ваших братьев! Прощайте, не знаю вас более!

— Остановитесь! — отвечал дон Тадео. — Откажитесь от этих ужасных слов. Вы хотите? Хорошо! Я умру с вами! Поедем! Поедем!.. Дочь моя! Дочь моя! — прибавил он раздирающим душу голосом. — Прости мне!

— О! Я снова нахожу моего брата! — вскричал с радостью дон Грегорио, сжимая в объятиях дона Тадео. — Нет, с таким сподвижником Чили не может погибнуть.

— Дон Тадео! — вскричал Валентин. — Ступайте туда, куда призывает вас долг; клянусь, что мы возвратим вам дочь.

— Да, — сказал граф, пожимая руку, — хотя бы нам пришлось погибнуть!

Дон Грегорио не хотел провести ночь в лагере; каждый всадник взял к себе на лошадь пехотинца, и через час все они поскакали по дороге в Вальдивию.

— Дочь моя! Дочь моя! — закричал в последний раз дон Тадео.

— Мы ее спасем! — отвечали французы.

Скоро отряд чилийцев исчез в темноте. В лагере остались только Валентин, Луи, Курумилла, Жоан и Трангуаль Ланек.

— Бедный человек! — сказал со вздохом Валентин, смотря вслед дону Тадео. — Отдохнем несколько минут, — прибавил он, обращаясь к своим товарищам, — завтрашний день будет тяжел.

Пять авантюристов завернулись в свои плащи, легли у огня и заснули под защитой Цезаря, бдительного часового, который не даст напасть на себя врасплох.

Глава LXV

СОВЕТ

К полуночи началась гроза. Темнота была глубокая; время от времени ослепительная молния освещала пространство тем мимолетным блеском, который придает предметам фантастический вид. Деревья, потрясаемые ветром, который ревел с бешенством, сгибались как тростинки под напором бури; глухой звук грома смешивался с рокотом реки, разливавшейся по долине.

Небо походило на гигантский лист свинца, а дождь падал так сильно, что путешественники, несмотря на все свои усилия, не могли укрыться от него; их бивуачный огонь погас, и до рассвета они зябли под ураганом соединенных стихий, которые неистовствовали вокруг них.

К утру ураган несколько утих, и с восхождением солнца все исчезло. Тогда-то пять авантюристов могли заметить опустошения, причиненные ужасным наводнением. Деревья были переломаны, некоторые из них, вырванные с корнем бурей, валялись на земле. Луг превратился в широкое болото. Река, накануне еще столь спокойная, столь светлая, столь безвредная, все поглотила, катя грозные волны, покрывая траву и вырывая глубокие овраги.

Валентин обрадовался, что вечером расположил свой лагерь по склону горы, а не спустился в долину; если бы он поступил не так, может быть, он и его товарищи были бы поглощены бешеными волнами, когда река вышла из берегов.