Антинагюэль продолжал бесстрастно:
— Пока тот молодой человек был здесь, пока он говорил, я рассматривал его; когда он думал, что брат мой его не видит, он бросал на него страшные взгляды: этот человек неумолимый враг.
Бустаменте пожал плечами и отвечал:
— Я его не знаю, говорю вам; вождь, да хотя бы даже он и был мой враг, что для меня значит этот бродяга? Он никогда не может сделать ничего против меня.
— Врага никогда не должно презирать, — нравоучительно заметил Антинагюэль, — ничтожные люди часто бывают опаснее других по причине самого их ничтожества. Но вернемся к предмету нашего собрания. Каковы теперь намерения моего брата?
— Выслушайте меня в свою очередь, вождь, — сказал Бустаменте, — мы связаны друг с другом общим интересом; без меня вы не можете сделать ничего, или почти ничего; сознаюсь, что и мне без вас невозможно действовать; но я убежден, что если мы будем взаимно помогать друг другу и помогать искренно, мы в несколько дней достигнем многого.
— Хорошо! Пусть брат мой объяснит свою мысль, — сказал Антинагюэль.
— Я не буду торговаться с вами, вождь; вот какое условие я предлагаю вам: помогите мне захватить власть, ускользнувшую от меня, дайте мне средства отомстить моим врагам, и я предоставлю вам навсегда в полное владение не только всю провинцию Вальдивию, но еще и Кончепчьон до Талки, то есть я перережу Чили надвое и дам вам половину.
При этом великолепном предложении лицо Антинагюэля не обнаружило никакого волнения.
— Брат мой щедр, — сказал он, — он дает то, чего уже у него нет.
— Это правда, — отвечал Бустаменте с досадой, — но я снова завладею всем, если вы мне поможете, а без меня вы никогда не сможете иметь ничего.
Токи неприметно нахмурил брови; Бустаменте притворился, что не приметил этого, и продолжал:
— Вам остается согласиться или отказаться, вождь; время дорого, отвечайте же откровенно — соглашаетесь вы помочь мне или нет?
Вынужденный отвечать решительно Антинагюэль подумал с минуту, потом сказал, глядя в лицо Бустаменте:
— А кто поручится мне за исполнение обещания моего брата?
Бустаменте смутился, закусил губы, но тотчас оправился:
— Пусть брат мой скажет, какого поручительства он требует?
Улыбка неописанного выражения сжала губы Антинагюэля. Он сделал знак Черному Оленю. Тот встал и вышел из хижины.
— Пусть брат мой подождет с минуту, — бесстрастно сказал токи.
Бустаменте поклонился молча. Минут через десять вошел Черный Олень. За ним шел окасский воин, который нес стол, наскоро сделанный из кусков дерева. На этот стол старый токи молча положил бумагу, перья и чернила. Увидев все эти принадлежности письма, Бустаменте задрожал; он был пойман.
Как и когда окасы успели достать эти различные предметы? Этого Бустаменте не мог угадать. Антинапоэль взял перо и, играя им, сказал:
— Бледнолицые очень учены, они знают более нас бедных несведущих индейцев; брату моему вероятно неизвестно, что я посещал белых и потому знаком со многими их обычаями, они обладают искусством излагать свои мысли на бумагу; пусть брат мой возьмет это перо и повторит мне тут, — прибавил он, указывая пальцем на белый лист, — то, что он сказал мне; тогда я сохраню его слова; ветер не унесет их, и если память изменит ему когда-нибудь, их будет легко найти; впрочем, то, о чем я прошу моего брата, не должно оскорблять его; бледнолицые всегда так действуют между собой.
Бустаменте схватил перо и обмакнул его в чернила.
— Если брат мой не доверяет моему слову, — сказал он обиженным тоном, — я готов сделать то, чего он желает.
— Брат мой дурно понял меня, — отвечали Антинапоэль, — я имею к нему величайшее доверие и вовсе не намерен оскорблять его; но я представитель моего народа… если когда-нибудь ульмены и апо-ульмены уталь-манусов потребуют у меня отчета в крови их воинов, которая польется как вода в этой войне, то они одобрят мое поведение, когда я им покажу это письмо, на котором будет отмечено имя моего брата.
Дон Панчо увидал, что ему не остается никакой отговорки и понял, что теперь лучше мужественно покориться необходимости, тем более, что со временем, когда настанет минута сдержать данное обещание, ему конечно удастся найти предлог, чтобы уклониться от него. Поэтому, обратившись к Антинагюэлю, он сказал ему с улыбкой:
— Хорошо! Брат мой прав, я сделаю то, чего он желает.
Тот величаво поклонился. Бустаменте положил перед собой бумагу, быстро написал несколько строчек и подписал.
— Вот, вождь, — сказал он, подавая бумагу Антинагюэлю, — вот то, чего вы от меня хотели.