— Когда я оставил белых, они приготовлялись отправиться по следам Антинагюэля.
— Да благословит Бог эти благородные сердца! — вскричал дон Тадео, подняв глаза к небу и набожно сложив руки.
— Отец мой был печален в ту ночь, когда расстался с нами; сердце его разрывалось, он ужасно страдал.
— О! Да! — прошептал Король Мрака.
— Перед отправлением дон Валентин, с волосами золотистыми, как зрелые колосья, почувствовал, что его сердце растрогалось при мысли о беспокойстве, которое вы, без сомнения, чувствовали; тогда он велел написать это письмо своему брату с глазами горлицы, а я взялся доставить его вам.
Говоря эти слова, Жоан вынул письмо, старательно спрятанное под перевязью на лбу, и подал его дону Тадео. Тот с живостью взял письмо и пробежал глазами.
— Благодарю, — сказал он, спрятав драгоценную бумагу на груди и ласково протянув руку воину, — благодарю, брат, вы человек с сердцем, ваша преданность возвратила мне все мое мужество; вы останетесь со мною и, когда настанет минута, проводите меня к моей дочери.
— Я это сделаю, отец мой может положиться на меня, — благородно отвечал индеец.
— Я вполне полагаюсь на вас, Жоан; не сегодня оценил я ваш благородный и прекрасный характер; останьтесь здесь, мы поговорим о наших друзьях; разговаривая о них, мы постараемся забыть горесть отсутствия.
— Я предан моему отцу как лошадь воину, — почтительно отвечал Жоан и, поклонившись дону Тадео, хотел уйти.
— Постойте на минуту, — сказал тот, хлопнув в ладоши.
Вошел слуга.
— Приказываю всем, — сказал дон Тадео повелительным тоном, — иметь величайшее внимание к этому воину, он друг мой, он свободен делать что хочет; не отказывайте ему ни в чем, чего бы он ни спросил… Теперь ступайте, друг мой, — прибавил он, обращаясь к Жоану.
Индейский воин вышел со слугой.
— Избранная натура! — сказал сам себе дон Тадео, задумавшись.
— О, да, — отвечал дон Рамон лицемерным голосом, — это очень достойный человек для дикаря!
Король Мрака опомнился при звуках этого голоса, который вывел его из задумчивости. Взгляд его упал на сенатора, о котором он забыл и который глядел на него с умилением.
— Ах! — сказал он. — Я было забыл о вас, дон Рамон.
Тот прикусил себе язык и раскаялся, но слишком поздно, в своем неуместном восклицании.
— Вы мне говорили, — продолжал дон Тадео, — что дорого заплатили бы за возможность быть на вашей ферме?
Сенатор утвердительно кивнул головой; он боялся скомпрометировать себя, выразив яснее свою мысль.
— Я намерен, — продолжал дон Тадео, — возвратить вам счастие, к которому вы стремились и которого отчаиваетесь достигнуть. Вы сейчас поедете в Кончепчьйон.
— Я?
— Да, вы. Приехав в Кончепчьйон, вы отдадите эту бумагу генералу Фуэнтесу, который командует войсками этой провинции; исполнив это поручение, вы будете свободны и можете отправиться куда хотите; только обратите внимание, что за вами будут следить и что если я не получу ответа от генерала Фуэнтеса, я легко вас найду и тогда потребую от вас серьезного отчета.
Во время этого разговора сенатор показывал знаки величайшего волнения: он краснел, бледнел, вертелся во все стороны, не зная, какой принять ему вид.
— Э, прости Господи, — сказал дон Тадео, — можно подумать, что вы неохотно принимаете возлагаемое на вас поручение?
— Извините, ваше превосходительство, извините, — пролепетал сенатор, — но поручения весьма плохо мне удаются и, право, я думаю, что вы лучше сделаете, если возложите его на другого.
— Вы думаете?..
— Я в этом убежден. Видите ли, ваше превосходительство, я так несчастлив.
— Очень жаль.
— Не правда ли, ваше превосходительство?
— Да, тем более, что никому кроме вас не будет дано это поручение.
— Однако…
— Молчите! — сказал дон Тадео сухим тоном, вставая и подавая ему бумагу. — Устраивайте свои дела как хотите, но вы должны ехать через полчаса или быть расстрелянным через три четверти часа… выбирайте.
— Я уже выбрал.
— Что же.
— Я еду.
— Счастливый путь!
— Но если ароканы нападут на меня и отнимут эту бумагу?
— Вы будете расстреляны, — холодно сказал дон Тадео.
Сенатор подпрыгнул от испуга.
— В таком случае я погиб! — вскричал он с ужасом. — Я никогда не выпутаюсь из такой беды!
— Это ваше дело.
— Но…
— Я должен предупредить вас, — сказал ему Король Мрака, — что вам осталось только двадцать минут, чтобы приготовиться к отъезду.
Сенатор поспешно схватил письмо и, не отвечая, бросился как сумасшедший из залы, натыкаясь на мебель. Дон Тадео не мог удержаться от улыбки при виде испуга дона Рамона и сказал сам себе: