Он с трудом удержался от крика горестного изумления при страшном зрелище, представившемся его взорам. В десяти шагах от того места, где он находился, посреди обширной прогалины, человек пятьдесят индейцев лежали как попало вокруг потухающего огня, погруженные в пьяный сон, что легко можно было угадать по мехам из козлиной кожи, разбросанным без всякого порядка по песку. Но внимание Луи было особенно привлечено видом двух человек — мужчины и женщины, крепко привязанных к деревьям и, казалось, находившихся в сильном отчаянии.
Мужчина склонил голову на грудь, из его больших глаз лились слезы, глубокие вздохи вырывались из груди его, когда взгляд его обращался на молодую девушку, привязанную напротив него.
— О! — прошептал граф с тоскою. — Дон Тадео де Леон! Боже мой! Даруй, чтобы эта женщина была не его дочь!
Увы! Это была она. У ног их валялась Красавица, привязанная к огромному бревну. Тело молодой девушки трепетало время от времени, и ее крошечные ручки с розовыми и тонкими пальчиками судорожно прижимались к груди. Молодой человек почувствовал, как кровь вдруг прилила к сердцу; забыв о своей собственной безопасности, он схватил по пистолету в каждую руку и хотел лететь на помощь к той, которую любил.
В эту минуту чья-то рука дотронулась до плеча его, и тихий голос прошептал ему на ухо два слова:
— Будьте осторожны!
Граф обернулся. Трангуаль Ланек был возле него.
— Вы говорите, чтобы я был осторожен… — повторил молодой человек тоном горестного упрека, — посмотрите!..
— Я все видел, — отвечал вождь, — но пусть брат мой посмотрит в свою очередь, — прибавил он, — он поймет, что уже слишком поздно.
И Трангуаль Ланек указал на восемь или десять индейцев, которые, пробудившись от ночного холода, а может быть, и от невольного шума, который производили эти два человека, вставали, бросая вокруг настороженные взгляды.
— Это правда! — прошептал Луи с унынием. — Боже мой! Боже мой! Неужели Ты не придешь к нам на помощь!
Вождь воспользовался унынием, своего друга, чтобы отвести его на несколько шагов назад и не возбудить более подозрений индейцев, слух которых так тонок, что малейшей неосторожности достаточно для того, чтобы заставить их остерегаться.
— Но, — возразил молодой человек через несколько секунд, остановившись перед Трангуалем Ланеком, — мы их спасем, не правда ли, вождь?
Индеец покачал головой.
— Это невозможно, по крайней мере в настоящую минуту, — сказал он.
— Брат, так как теперь мы напали на их след, мы должны спасти их немедленно; вы видите, время уходит, они в опасности.
Улыбка мелькнула на губах индейского воина.
— Мы попробуем, — сказал он.
— Благодарю, вождь! — с жаром вскричал молодой человек.
— Но прежде вернемся к нашим, — продолжал Трангуаль Ланек. — Терпение, брат мой, — прибавил он торжественным голосом, — не к чему торопиться; прежде чем мы приступим к действию, надо держать совет вчетвером, чтобы хорошенько условиться на счет того, что мы должны делать.
— Это справедливо, — отвечал граф, потупив голову с покорным видом.
Оба друга возвратились к своей стоянке, где нашли Валентина и Курумиллу глубоко спящими.
Глава LXXXIII
РЫСЬ
В течение нескольких дней в Арокании случились происшествия, о которых мы должны рассказать читателю.
Политика Фуэнтеса имела превосходные результаты. Вожди, которым возвращена была свобода, приехав в свои селения, сильно уговаривали своих воинов заключить окончательный мир с Чили. Эти убеждения повсюду были приняты с поспешностью и вот почему.
В приморской области живут гуйличесы, племена, возделывающие землю, разводящие скот и ведущие большую меновую торговлю со своими соседями, чилийскими фермерами. Война происходила на морском берегу и во всех долинах, до первых склонов Кордильерских гор. Гуйличесы видели с отчаянием, что посевы их уничтожены, селения сожжены, а скот перебит или уведен. Словом, война совершенно их разорила; они боялись, что и остатки их собственности, которые с огромными затруднениями успели они спасти, будут уничтожены, если они не поторопятся заключить мир.
Эти важные причины заставили гуйличесов призадуматься, а они составляют большинство ароканского народа. Вожди дружественных племен и ульмены, которых чилийцы привлекли на свою сторону, искусно воспользовавшись этим расположением, чтобы показать им в самых мрачных красках неисчислимые бедствия, которые непременно должны их постигнуть, если они захотят продолжать войну. Гуйличесы, желая кончить войну и приняться опять за свои мирные труды, легко приняли эти доводы и поспешно согласились на условия, предложенные им ульменами.