— Может быть! Но после того произошло столько разных разностей, что намерения донны Розарио, конечно, изменились.
— Нет, — печально отвечал граф.
— Почему ты так думаешь?
— Ее холодность, ее равнодушие ко мне, старание, с каким она меня избегает, все наконец доказывает мне, что я слишком долго оставался здесь и должен удалиться.
— Зачем ты не объяснился с нею?
— Я дал ей слово молчать и, чего бы мне это не стоило, сдержу мою клятву.
Валентин потупил голову и не отвечал.
— Умоляю тебя, — продолжал граф, — оставим эти места, присутствие той, которую я люблю, еще более увеличивает мою горесть.
— Хорошо ли ты обдумал свое намерение?
— Да! — решительно отвечал молодой человек. Валентин печально покачал головой.
— Да исполнится же твое желание, — сказал он, — мы поедем!
— Да, и как можно скорее, не правда ли? — сказал Луи с невольным вздохом.
— Сегодня же; я жду Курумиллу, которого я послал за лошадьми. Как только он воротится, мы пустимся в путь.
— И воротимся в селение племени Большого Зайца, где можем еще жить счастливо.
— Хорошо придумано; таким образом жизнь наша не будет бесполезна, потому что мы будем способствовать счастию окружающих нас.
— И как знать, — улыбаясь, сказал Валентин, — может быть мы сделаемся знаменитыми воинами в Арокании.
Луи отвечал на эту шутку вздохом, который не укрылся от его друга.
— О! — прошептал Валентин. — Он должен быть счастлив против воли!
Курумилла и Трангуаль Ланек показались издали в облаке пыли; они скакали к ферме с множеством лошадей. Друзья встали и пошли к ним навстречу.
Едва вышли они из боскета и отошли на несколько шагов, как ветви раздвинулись, и показалась донна Розарио. Молодая девушка задумчиво остановилась на минуту, следуя взором за обоими французами, которые шли печально и угрюмо. Вдруг она приподняла голову с лукавым видом, голубые глаза ее сверкнули, улыбка сжала ее розовые губки, и она прошептала:
— Увидим.
Она вернулась на ферму с быстротою лани.
В испанской Америке каждое утро в восемь часов звонит колокол, призывающий к завтраку жителей фермы, начиная с хозяина, который садится посередине, до последнего работника, который скромно помещается на нижнем конце. Завтрак — это час, избранный для того, чтобы видеться, желать друг другу доброго здоровья, прежде чем начнутся тяжелые дневные труды.
При первом ударе колокола дон Тадео вышел в залу и встал у стола; дочь стояла по правую его руку. Он приветствовал улыбкой или дружеским словом каждого из работников по мере того, как они входили. Последние пришли французы; дон Тадео пожал им руки, удостоверился взором, что собрались все, снял шляпу, чему подражали все присутствующие, и медленно прочитал молитву; потом по его знаку каждый занял свое место.
Завтрак был непродолжителен. Он длился не более четверти часа. Работники вернулись к своим обязанностям. Дон Тадео приказал подать матэ. В зале остались только дон Тадео, его дочь, два индейских вождя и Цезарь — если можно причислять собаку к обществу людей; благородное животное лежало у ног донны Розарио. Через несколько минут матэ обошел всю компанию.
Без всякой видимой причины тягостное молчание господствовало в собрании. Дон Тадео размышлял, донна Розарио рассеянно гладила собаку, которая положила свою огромную голову на ее колени и пристально смотрела на нее своими умными глазами. Граф и его молочный брат не знали, как начать разговор. Наконец Валентин, стараясь выйти из этого затруднения, решился заговорить.
— Ну! Какой ответ намерены вы дать дону Грегорио Перальта, дон Тадео?
— Вы знаете, друг мой, — отвечал дон Тадео, обернувшись к Валентину, — что Чили, освободившись от человека, который увлекал ее к погибели, не имеет более нужды во мне; я не намерен более заниматься политикой; довольно долго тратил я жизнь на неблагодарный труд, который предпринял, чтобы упрочить независимость моего отечества и освободить его от власти честолюбца. Я исполнил мою обязанность; час отдыха пробил для меня; я отказываюсь от президентства, которое предлагает мне дон Грегорио от имени народа, и хочу посвятить себя единственно счастию моей дочери.
— Не могу не поддержать вашего намерения; оно благородно и прекрасно, дон Тадео; оно достойно вас, — отвечал граф.
— А вы скоро намерены отправить этот ответ? — спросил Валентин.