— Политика обжигает пальцы, — сказал он.
— Да, неловким, — отвечал Валентин, пожимая плечами, — я же, напротив, думаю, что в той стране, где мы находимся, главнейшее основание богатства заключается для нас именно в этой политике, которую ты так презираешь.
— Признаюсь тебе, друг мой, что я мало забочусь об этих Мрачных Сердцах, которых не знаю.
— Я не разделяю твоего мнения; я считаю их людьми решительными и убежден, что когда-нибудь они непременно одержат верх.
— Желаю им успеха; но какое дело до этого нам, французам?
— Гораздо большее нежели ты думаешь, и я имею твердое намерение, тотчас после моего свидания с Антинагюэлем, отправиться прямо в Вальдивию на свидание, которое наши новые друзья мне назначили.
— Пожалуй, — сказал граф, — поедем, если ты хочешь. Только предупреждаю тебя, что мы рискуем головой… заранее умываю руки.
— Я буду осторожен! Моя голова — единственная вещь, принадлежащая мне, — отвечал Валентин смеясь, — но будь спокоен, я рискую ею только тогда, когда нужно; притом, неужели тебе не любопытно, так же как и мне, посмотреть как эти люди делают политику?
— В самом деле, это может быть довольно интересно. Мы путешествуем, чтобы чему-нибудь научиться; будем же учиться, если представляется случай.
— Браво! Вот это я люблю… Поедем к этому грозному вождю и отвезем ему письмо.
Трангуаль Ланек и Курумилла были люди слишком осторожные для того, чтобы обнаружить перед Антинагюэлем дружбу, связывавшую их с французами. Поэтому, подъехав к селению Черных Змей, с которыми в последнее время они находились в весьма хороших отношениях, Трангуаль Ланек и Курумилла спрятались за пригорком, оставив с собой Цезаря, а французы продолжали путь вдвоем.
Прием, сделанный нашим друзьям, был самый дружелюбный. В мирное время ароканы чрезвычайно гостеприимны. Едва приметив чужестранцев, они тотчас столпились вокруг них. Все индейцы говорят по-испански с удивительной легкостью; поэтому Валентин мог объясниться с ними как нельзя лучше. Один воин вызвался служить проводником французам, которые не знали, в какую сторону ехать, и довел их до дома вождя, перед которым собралось человек двадцать всадников, вооруженных с головы до ног.
— Вот Антинагюэль, великий токи страны под Андами, — напыщенно сказал проводник, указывая пальцем на вождя, который в эту минуту выходил из своего дома, привлеченный шумом.
— Благодарю, — сказал Валентин.
Французы быстро подъехали к токи, который, со своей стороны, тоже сделал несколько шагов к ним навстречу.
— Э! Э! — шепнул Валентин своему товарищу. — У этого человека прекрасная осанка и вид очень умный для индейца.
— Да, — отвечал Луи тем же тоном, — но у него узкий лоб, косой взгляд и сжатые губы; он внушает мне мало доверия.
— Ба! — возразил Валентин. — Ты слишком разборчив; уж не ожидал ли ты, чтобы этот дикарь был Антиноем или Аполлоном Бельведерским?
— Нет, но я хотел бы, чтобы в его взоре было более искренности.
— Мы его разгадаем.
— Не знаю почему, но этот человек производит на меня такое же действие, как пресмыкающееся; он внушает мне непреодолимое отвращение.
— Ты слишком впечатлителен, друг мой; я хотя уверен, что этот индеец и в самом деле несколько похож на мошенника, но в сущности добрейший человек на свете.
— Дай Бог, чтобы я ошибался, но я чувствую при виде его какое-то неприятное ощущение, в котором не могу дать себе отчета; какое-то тайное предчувствие говорит мне, что я должен остерегаться этого человека и что он будет для меня опасен.
— Что за пустяки? Какие сношения можешь ты иметь когда-нибудь с этим человеком? Нам дано к нему поручение, и только. Почем знать, увидимся ли мы с ним еще раз, и притом какие интересы могут связывать нас с ним в будущем?
— Ты прав; я сам не знаю что говорю; впрочем мы скоро узнаем, какое мнение можем иметь о нем; но вот мы подъехали к нему.
Действительно в эту минуту друзья наши находились перед домом Антинагюэля.
Антинагюэль стоял перед ними и внимательно их рассматривал, а между тем делал вид, будто совершенно поглощен приказаниями, которые отдавал своим воинам. Поспешно подойдя к молодым людям, он поклонился им с чрезвычайной вежливостью и произнес:
— Добро пожаловать, чужестранцы! Ваше присутствие радует мое сердце; удостойте перейти через порог этой бедной хижины, которая принадлежит вам на все время, пока вы удостоите остаться с нами.
— Благодарю за ваши любезные слова, могущественный вождь, — отвечал Валентин, — те, от которых мы приехали к вам, предупредили нас о добром приеме, который нас ожидал.