— Сядьте, умоляю вас, милое дитя, — сказал дон Тадео, — я должен сказать вам только два слова.
— Я вас слушаю, друг мой.
— Я пришел с вами проститься.
— Проститься, дон Тадео? — вскричала донна Розарио с испугом.
— О! Успокойтесь, трусиха, только на несколько часов.
— А! — произнесла донна Розарио с улыбкой удовольствия.
— Вообразите, здесь в окрестностях есть очень любопытный грот. Утром я имел неловкость сказать об этом несколько слов дону Валентину и этот демон француз, — прибавил дон Тадео с улыбкой, — непременно хочет, чтобы я свозил его туда; чтобы отвязаться от него, я должен был согласиться.
— И прекрасно сделали, — сказала молодая девушка с живостью, — мы очень обязаны этим двум французам, а просьба дона Валентина так ничтожна.
— Что я разумеется не мог ему отказать, — перебил дон Тадео, — итак, мы сейчас поедем, чтобы скорее возвратиться; не слишком скучайте во время нашего отсутствия, милое дитя.
— Постараюсь, — сказала донна Розарио с рассеянным видом.
— Впрочем, я оставляю вам дона Луи; вы будете разговаривать с ним и время пролетит быстро.
Молодая девушка покраснела.
— Возвращайтесь скорее, друг мой, — сказала она.
— Да, да, я возвращусь скоро… прощайте, милое дитя. Дон Тадео вышел из палатки и подошел к молодым людям.
— Прощайте, дон Луи, — сказал он, — едете вы со мной, дон Валентин?
— Еду ли? — отвечал, смеясь, парижанин. — А то как же! Да я был бы в отчаянии, если б не воспользовался вашим предложением. До свидания, Луи, — сказал Валентин, пожимая руку своему молочному брату и, наклонившись к его уху, он прибавил:
— Благодари небо; ты видишь, что оно покровительствует твоей любви.
Молодой человек отвечал только вздохом и уныло кивнул головой. Слуга индеец привел лошадей дона Тадео, его друга и француза. Трое всадников вскочили на лошадей, вонзили шпоры в их бока и скоро исчезли.
Луи вернулся в лагерь. Он был один с донной Розарио. Два индейские вождя пошли к капелле, чтобы, смешавшись с толпой, присутствовать при церемонии. Прислуга не замедлила последовать за ними.
Молодая девушка села на груду крашенных бараньих кож перед палаткой и стала смотреть, как облака, гонимые сильным ветром, быстро мчались по небу. Донна Розарио была очаровательная шестнадцатилетняя девушка, невысокая, тоненькая, хорошо сложенная и чрезвычайно миловидной наружности; ее малейшие движения имели неизъяснимую прелесть. Она была блондинка, ее волосы, длинные и шелковистые, имели цвет спелых колосьев; голубые глаз отличались тем меланхолически-задумчивым выражением, которое свойственно только ангелам и молодым девушкам, начинающим любить; нос с маленькой горбинкой и розовыми ноздрями, красивый рот, зубы ослепительной белизны, матово-белая кожа, чрезвычайно тонкая, окончательно делали из нее существо в высшей степени восхитительное.
Звук шагов молодого человека вывел ее из задумчивости: она обернула голову в ту сторону и посмотрела на Луи с неизъяснимой нежностью. Граф почтительно поклонился молодой девушке.
— Это я, — сказал он тихо.
— Я знала, что вы приехали, — отвечала донна Розарио. — О! Зачем вы вернулись?
— Не сердитесь, что я опять рядом; я хотел вам повиноваться, уехал, без надежды, увы, увидеть вас когда-нибудь; но судьба решила иначе.
Донна Розарио улыбнулась, опустив глаза.
— К несчастью, — продолжал граф, — вы осуждены несколько часов терпеть мое присутствие.
— Покоряюсь, — отвечала она, протянув ему руку. Молодой человек запечатлел пламенный поцелуй на ручке прелестной девушки.
— Итак, мы одни, — сказала она весело, отнимая свою руку.
— Боже мой, да, почти, — отвечал граф таким же тоном, — индейские вожди ушли к капелле, и это доставило нам свидание наедине.
— Наедине посреди десяти тысяч человек, — сказала донна Розарио, улыбаясь.
— Это лучше всего; каждый занимается своими делами, не думая о других, и мы можем говорить без опасения, что нам помешают.
— Да, — сказала донна Розарио задумчиво, — часто человек особенно одинок среди толпы.
— Разве сердце не обладает великой способностью уединяться, когда ему угодно, с самим собою?
— Разве иногда эта способность не делает нас несчастными?
— Может быть! — отвечал Луи со вздохом.
— Кстати, скажите мне, пожалуйста, — проговорила девушка, стараясь переменить разговор, который становился слишком серьезен, — как это случилось, что в то время, когда я видела вас в Париже, вы находились тогда, если я не ошибаюсь, в блестящем положении, а теперь я встречаю вас так далеко от вашей родины?..