— Мы никогда не кончим, вождь, — сказал Бустаменте, топая ногой, — если вы не будете отвечать мне категорически.
— Я слушаю моего отца, пусть он спрашивает, я буду отвечать.
— Сколько можете вы выставить войска через двадцать четыре часа?
— Десять тысяч, — с гордостью отвечал Антинагюэль.
— Все воины опытные?
— Все до одного.
— Чего вы требуете от меня за эту помощь?
— Отец мой это знает.
— Я принимаю все ваши условия, кроме одного.
— Какого?
— Отдать вам Вальдивию.
— А разве отец мой не получит вместо этой провинции другую?
— Каким образом?
— Не должен ли я помочь моему отцу завоевать Боливию?
— Да.
— Ну вот видите…
— Вы ошибаетесь, вождь, это не одно и то же; я могу увеличивать Чилийскую Область, но честь запрещает мне уменьшать ее.
— Пусть отец мой вспомнит, провинция Вальдивия была прежде ароканским утальманусом.
— Может быть, вождь; но если так, то и весь Чили был ароканским до открытия Америки.
— Отец мой ошибается.
— Я ошибаюсь?
— Сто лет назад, Синхирока завоевал чилийскую землю до Рио-Маулэ.
— Вы, как видно, хорошо знаете историю вашей страны, вождь, — заметил Бустаменте.
— Разве отец мой не знает истории своей страны?
— Не об этом идет дело; отвечайте мне прямо — принимаете ли вы мои предложения, да или нет?
Вождь размышлял с минуту.
— Говорите же, — продолжал Бустаменте, — время не ждет.
— Справедливо; я сейчас соберу совет, составленный из апо-ульменов и ульменов моей нации и передам им слова моего отца.
Бустаменте с трудом обуздал в себе движение гнева.
— Вы, без сомнения, шутите, вождь? — сказал он. — Ваши слова не могут быть серьезны.
— Антинагюэль первый токи своей нации, — отвечал индеец надменно, — он никогда не шутит.
— Но вы должны дать мне ответ сейчас, через несколько минут, — вскричал Бустаменте, — почем знать, может быть, мы принуждены будем выступить через час?
— Моя обязанность, так же, как и отца моего, увеличивать землю моего народа.
Послышался галоп приближавшейся лошади; Бустаменте бросился ко входу в палатку, где уже показался его адъютант. Лицо этого офицера было покрыто потом; на мундире его темнели пятна крови.
— Генерал!.. — сказал он задыхавшимся голосом.
— Молчать! — закричал Бустаменте, указывая ему на вождя, равнодушного по наружности, но следовавшего со вниманием за всеми его движениями. — Вождь, — обратился Бустаменте к Антинагюэлю, — я должен отдать приказания этому офицеру, приказания, не терпящие отлагательства; если вы мне позволите, мы через минуту будем продолжать наш разговор.
— Хорошо, — отвечал вождь, — пусть отец мой не беспокоится, я имею время ждать.
И, поклонившись, он медленно вышел из палатки.
— О! — прошептал Бустаменте. — Демон! Если когда-нибудь ты попадешься мне в руки!..
Но заметив, что гнев увлек его слишком далеко, он закусил губы и обернулся к офицеру, который оставался неподвижен:
— Ну! Диего, какие известия? Мы победители? Офицер покачал головой.
— Нет, — отвечал он, — Мрачные Сердца помешали.
— О! — вскричал Бустаменте. — Неужели я никогда не смогу раздавить их? Как это было?
— Враги построили баррикады, дон Тадео всем распоряжался.
— Дон Тадео! — вскричал Бустаменте.
— Да, тот, кого так неудачно расстреляли.
— О! Это война насмерть.
— Часть войска, увлеченная офицерами, подкупленными Мрачными Сердцами, перешла на их сторону. Теперь дерутся во всех улицах города с неслыханным ожесточением. Я должен был проехать сквозь град пуль, чтобы предупредить вас.
— Мы не можем терять ни минуты. Проклятие! — вскричал Бустаменте. — Я не оставлю камня на камне в этом проклятом городе!
— Да; но сначала нам надо завоевать его, а это дело трудное, генерал, клянусь вам, — отвечал старый солдат, всегда говоривший откровенно.
— Хорошо! Хорошо! — отвечал Бустаменте. — Прикажите бить тревогу. Пусть каждый кавалерист возьмет на лошадь пехотинца.
Дон Панчо Бустаменте был в ярости. Несколько минут он бегал по палатке как лютый зверь в клетке; это неожиданное сопротивление после принятых им мер предосторожности, взъярило его до крайности. Вдруг подняли полог палатки.
— Кто там? — закричал он. — А! Это вы, вождь… Ну! Что скажете вы, наконец?
— Я видел, как ушел ваш офицер и подумал, что, может быть, отец мой не прочь меня видеть, — отвечал индеец своим льстивым голосом.
— Это справедливо, вы правы, я в самом деле рад вас видеть; забудьте, что мы говорили, вождь; я принимаю все ваши условия — довольны вы на этот раз?