«Выдумка недурна для индейца», — подумала Красавица.
— Э! — сказал Антинапоэль, притворившись будто в первый раз приметил донну Розарио и подходя к ней. — Кто эта прелестная молодая девушка?
— Невольница, о которой вы не должны думать, — отвечала донна Мария грубо.
— Невольница! — вскричал Антинапоэль.
— Да.
Красавица захлопала в ладоши. Индеец, с которым она уже говорила, тотчас вошел.
— Уведите эту женщину, — сказала она ему.
— О! — вскричала донна Розарио, падая на колени. — Неужели вы будете неумолимы к несчастной, которая не сделала вам никакого зла?
Красавица бросила на молодую девушку гневный взор и, холодно оттолкнув ее ногой, продолжала грубым голосом:
— Я приказала увести эту девчонку…
При этом оскорблении кровь прилила к сердцу бедного ребенка; бледный лоб донны Розарио покрылся лихорадочным румянцем; выпрямившись величественно и гордо, она сказала звучным голосом, пророческое выражение которого поразило Красавицу в самое сердце:
— Берегитесь, Бог вас накажет! Так, как вы теперь безжалостны ко мне, настанет день, когда будут безжалостны к вам!
Сказав это, донна Розарио вышла, высоко подняв голову и бросив на свою неумолимую неприятельницу взгляд, поразивший.
Антинапоэль и Красавица остались одни. Наступило продолжительное молчание. Последние слова донны Розарио были для Красавицы как будто ударом кинжала; напрасно старалась она преодолеть свое волнение, она была побеждена этим слабым ребенком. Однако мало-помалу сумела она подавить непонятное волнение, охватившее ее; проведя рукою по лбу как бы за тем, чтобы прогнать неприятную мысль она обернулась к Антинапоэлю и сказала:
— Между нами не нужно дипломатии, брат мой; мы слишком хорошо знаем друг друга, чтобы терять время на хитрости.
— Сестра моя права, будем говорить откровенно.
— История вашего возвращения домой придумана искусно, Антинагюэль, но я не верю ни одному слову.
— Хорошо, сестра моя знает, какая причина привела меня сюда.
— Знаю, — сказала она с хитрой улыбкой.
Антинагюэль не отвечал. Он начал ходить с волнением по комнате, время от времени бросая взгляд, исполненный гнева и досады, на дверь, в которую вышла донна Розарио. Красавица внимательно следовала за ним лукавым и насмешливым взором.
— Что же, брат мой не будет говорить? — сказала она через минуту.
— Зачем мне не говорить? — вскричал токи запальчиво. — Антинагюэль самый страшный вождь своего народа: самые гордые воины покорно преклоняют перед ним свои надменные головы.
— Я жду, — возразила донна Мария спокойным голосом.
— Антинапоэль объясняется прямо; его никто не испугает. Сестра моя знает мою ненависть к вождю бледнолицых, на которого она сама столько жалуется.
— Да, я знаю, что этот человек личный враг моего брата.
— Хорошо, сестра моя держит в своих руках девушку с лазоревыми глазами; она мне отдаст ее, чтобы, заставив ее страдать, я мог отомстить моему врагу.
— Брат мой мужчина, он не сумеет хорошо отомстить; зачем я отдам ему мою пленницу? Одни женщины обладают способностью мучить тех, кого они ненавидят; пусть брат мой положится на меня, — прибавила Красавица с жестокой улыбкой, — мучения, которые я изобрету, клянусь, достаточно насытят ненависть даже сильнее той, которую он может испытывать.
Хотя лицо токи осталось бесстрастным, но он внутренне задрожал при этих гнусных словах.
— Сестра моя хвастается, — отвечал он, — кожа у нее белая, сердце ее не умеет ненавидеть; пусть она предоставит мщение индейскому вождю.
— Нет, — возразила донна Мария запальчиво, — я распорядилась уже на счет участи этой женщины, я не отдам ее моему брату.
— Итак, сестра моя забывает свои обещания и нарушает свои клятвы?
— О каких обещаниях и о каких клятвах говорите вы, вождь?
— О тех, — отвечал индеец надменно, — которые сестра моя произнесла в жилище Антинагюэля, когда она приезжала к нему просить помощи.
Красавица улыбнулась.
— Женщина насмешливая птица, — возразила она, — кто обращает внимание на ее слова…
— Хорошо, — перебил Антинагюэль, — пусть сестра моя оставит у себя свою пленницу; пусть она делает как хочет; я буду продолжать мою дорогу и возвращусь в свою деревню.