— Будьте так добры, мистер Менсон.
Мы уже выбрались на шоссе, и перед нами был город.
— Мистер Менсон, меня интересуют мнения других людей. Вы опытный журналист. Что вы думаете об этом деле? Мне кажется неправдоподобным, чтобы какая-то женщина пошла к Горди и застрелила его. Я скорее могу представить в роли убийцы мужа женщины, совершившей кражу в универмаге, которую Горди шантажировал. Что вы на это скажете?
— Звучит логично.
В город мы въехали молча, потом он обронил:
— Сегодня мы получили сообщение, что в вашем доме кричала какая-то женщина.
— Мы уже выясняли этот вопрос с сержантом Флинном. Виноват приемник.
Мы снова умолкли. Когда я заезжал на стоянку перед резиденцией Чендлера, Голстейн снова заговорил:
— Менсон, при моей работе приходится обращать внимание на слухи. Правда, что вы разводитесь со своей женой?
Я взглянул на него:
— Да, но не понимаю, почему вас это интересует.
Он пожал плечами:
— Извините, но все же дайте мне адресок вашей жены, хорошо?
— Разумеется, дам.
Его холодные как лед глаза на минуту задержались на мне.
— Что, если та женщина кричала не по радио?
С меня было более чем достаточно.
— На вашем месте, лейтенант, я не слишком бы на это полагался. И пока мистер Чендлер — мой босс, вообще не полагайтесь ни на что.
Это был подленький прием, но он подействовал. Лейтенант оставил меня в покое. Когда я уходил, он стоял на месте, теребя свой нос и уставившись взглядом в пространство.
Едва войдя в кабинет Чендлера, я понял, что великий человек пребывает в дурном настроении. Глубокие морщины между бровями всегда предвещали недоброе.
— Садитесь. Что, скажите на милость, я слышу о вас с Линдой?
— Мы разводимся. — Я сел. — Это может случиться с каждым.
Он нахмурился:
— Я же, кажется, предупреждал вас, что как главного редактора нашего журнала вас не может коснуться никакой крупный скандал.
Снова разболелась голова, и мне стало все безразлично. На моем счету в банке лежит 130 тысяч долларов, и я могу спокойно вернуться в Лос-Анджелес и жить, ни от кого не завися.
— Да, вы меня предупреждали, мистер Чендлер, и потому я заявляю об уходе. Вы довольны?
Он подался вперед:
— Стив, вы шутите?
— Я говорю совершенно серьезно. Ежели, пожелав развестись с женой, я буду вынужден выслушивать ваши нотации, я предпочитаю уйти.
Он перестал хмуриться.
— Даже и не думайте. — Он достал из шкатулки на письменном столе сигару и закурил. Потом продолжал: — Если вы уйдете, журналу конец. Вы прекрасно себя проявили, Стив. Здесь замешана женщина?
Ладно, пусть знает все, решил я.
— Да, здесь замешана женщина. Линда нашла себе стареющую лесбиянку. У меня никого нет.
Задохнувшись, он опустил глаза и несколько секунд разглядывал кончик своей сигары.
— Вы меня ошарашили, Стив.
— Как вы думаете, что чувствовал я?
— Поднимешь яблоко, а оно гнилое внутри, а?
— Нелегко судить о человеке.
Он затянулся сигарой и пожал плечами.
— Хэммонд заявил, что подаст на вас в суд, — сказал он.
— Принимали же мы в расчет такую возможность. Только не станет он подавать в суд, у нас на руках все козыри. Так, что еще, мистер Чендлер? Меня ждет масса работы.
Он помолчал, глядя на меня, потом кивнул:
— Вы в самом деле прекрасно себя проявили, и я огорчен, что вас постигло такое. Но я хочу, чтобы вы знали — я на вашей стороне.
— Спасибо. — Я поднялся. — Если…
— Нужно еще позаботиться об Уолли Митфорде. Я хочу при первой возможности послать его во Флориду.
Его слова заставили меня остановиться на полпути к дверям.
— Уолли уже в Майами.
На его лице появилось удивленное выражение.
— Что вы говорите? — Он покачал головой. — Это Борг. Всегда на шаг впереди. Что ж, это замечательно. — Он взмахнул сигарой. — А вы держитесь, Стив, и постарайтесь забыть обо всех неприятностях.
— Я уже забыл.
Вернувшись в редакцию, я прежде всего разобрал почту, просмотрел вместе с Джин набросок статьи Рефферти, затем принялся за текущие дела. Я сказал Джин, что пообедаю в кабинете, и она попросила Джули принести мне сандвичи. Сама она заявила, что идет с кем-то обедать и вернется не позже двух. Я спрашивал себя, не идет ли она на свидание со своим приятелем.
Когда она выходила, у меня вновь кольнуло сердце.
Я остался в редакции совершенно один и мог позвонить в Даллас.
К телефону подошла миссис Лукас, мать Линды. Стоило мне назвать себя, как она намекнула, что если мы собираемся развестись, то не следует звонить друг другу.