— Вы с ним говорили? Он согласился?
— Я спросил его, но он отказался.
— Ему это не по душе, — усмехнулся Дэйв.
Кочран кивнул.
— Предпочитает голодать в этом болоте, но зато делать то, что ему нравится, что он считает важным. Остается только восхищаться его жаждой независимости.
— По его виду не скажешь, что он недоедает, — рассмеялся Дэйв.
— Он исчерпал все свои сбережения. Мой менеджер наводил справки. Когда-то у Виттингтона было несколько тысяч, теперь его счет в банке исчерпан, А сколько они выручают за спектакли? Ерунду!
Он усмехнулся.
— Знаете, почему он направил вас сюда? Из-за досады и уязвленного самолюбия. Я дал ему чек на приличную сумму, это ему не понравилось. Нет, он его взял, конечно, но возненавидел меня за то, что я смог его ему дать.
— И вы не представляете, что случилось с Питером Оутсом?
— Молодежь тяжело воспринимает неудачи. Возможно, после того, как я отверг его, он решил, что сценическая карьера не для него. Возможно, он расценил это, как провал, и сбежал подальше от знакомых. Множество родителей неодобрительно смотрят на желание детей посвятить себя сцене. Я каждодневно возношу благодарность Господу Богу, что он дал мне такую мать, как моя.
Он снова посмотрел мимо Дэйва, а тот снова повернулся.
Двойные двери были распахнуты настежь. В проеме сидела седовласая женщина в своем инвалидном кресле, за ней стоял миссионер.
— Не можешь ли ты освободиться и подойти сюда?
То, как она повернула голову, подсказало ему, что женщина была слепа. Но зато у нее был такой голос, которым она смогла бы поднять полевых рабочих на борьбу с ветром в прерии.
— Преподобный отец может подумать, что я никогда не учила тебя хорошим манерам.
— Сейчас подойду. — Кочран поднялся. — Очень сожалею, что не смог быть вам полезен. Полагаю, что как только парнишка придет в себя, он появится. Приберегите для него эти деньги.
Дэйв поднялся.
— Возможно, он их не получит.
— Что вы имеете в виду? — спросил Кочран.
Дэйв объяснил.
— Нет, нет и нет! — Кочран нахмурился. — Вы его не знаете. Он просто не способен на такое! Он такой добрый, такой чистый, как…
— Имея двадцать тысяч, — прервал его Дэйв, — он может не особенно опасаться за себя.
Он протянул руку. Кочран пожал ее. Дэйв попросил его:
— У вашей Кэти записан номер моего телефона. Дайте мне знать, если Питер случайно свяжется с вами.
— Разумеется.
Идя к выходу, Дэйв снова почесал сеттеру за ухом. В этот момент во двор влетел всадник. Темноволосый, худощавый. Но когда он приблизился, стало видно, что ему лет сорок; загорелое лицо покрыто сетью морщин. Определенно не Питер Оутс.
5
На локтях мятой куртки Чарлза Норвуда красовались овальные кожаные заплатки. Костюм был сшит из шотландского твида, когда был дорогим и элегантным. Мягкий пучок седых волос торчал поверх протертого воротничка рубашки. Винтик в очках был заменен французской булавкой. Зато усы в идеальном состоянии: ухоженные, напомаженные. Норвуд был чисто выбрит; и руки, выпрямляющие и без того ровный ряд книг на полке, были в полном порядке. Говорил он хорошо поставленным голосом, но чем-то напоминающим голос старой девы. А в улыбке было что-то извиняющееся.
— Питер? Он не был здесь много месяцев.
«Здесь» означало «Оутс и Норвуд. Антикварные книги».
Магазин был полутемным и тихим. Центральное место в нем занимал огромный глобус XVIII века, ярко-голубой, с зелено-коричневыми континентами. Дэйв лениво завертел его на медных осях. И тут же отдернул покрывшиеся пылью пальцы.
— С тех пор, как его отец обгорел при пожаре?
Норвуд кивнул.
— Приблизительно в это время он ушел из дома. Поселился в Арене Бланка. У той самой девицы, к которой перебрался Джон после того, как выписался из больницы.
— Вы же знаете ее имя. Она же здесь работала.
Норвуд с досадой улыбнулся.
— Эйприл Стэннард. Я отвык от этого имени.
— У меня создалось впечатление, что она, не считая Питера, единственный человек, который заботился о Джоне. Его жена ушла…
— Так говорит Эйприл?
— Да, я это слышал от нее. Это неправда?
Норвуд не ответил. Его руки перестали возиться с книгами, и он отвел глаза. Посмотрел на женщину, которая стояла в дверях. Темные очки, белокурый парик, обшитое кожей болеро поверх белого шерстяного платья, широкий кожаный пояс и сумка из такой же кожи.