— Размягчение мозга, — сказал я злобно. — Скажите мне, а у вас…
— Вон! — яростно сказала она, схватив тяжелую стальную линейку.
Я пошел перекусить в одной забегаловке поблизости и углубился в меню. Они преимущёственно специализировались здесь на подгоревшей пище. Только две вещи я категорически отказывался делать — есть пищу, покрытую горелой коркой, и носить шорты, потому что не признавал никогда их за одежду.
В итоге я заказал только салат и кофе, отчего лицо официантки вытянулось от разочарования. Готовят здесь отменно грязно. Ну что же, есть все-таки надо.
Вместо покойной Бернис Кейнс в приемной Торро сидела новая секретарша. Она внимательно посмотрела на меня, и, когда я ей представился, ее серые глаза засветились извечным женским любопытством.
— Доктор Торро занят с пациентом, — прошептала она. — Думаю, что как очень мужественный человек, он хочет углубиться в работу, чтобы забыть свое горе.
— Вы имеете в виду его жену?
Ее глаза широко раскрылись.
— А кого же еще?
— Да, конечно, — сказал я, — .будьте любезны, доложите ему обо мне.
Она немного помедлила, затем решительно сжала губы:
— Я понимаю, что это не мое дело, лейтенант, но не кажется ли вам, что вы пришли не вовремя? Сегодня мой первый рабочий день здесь, но я уже узнала, как доктор может сердиться! Было бы очень мило с вашей стороны, если бы вы оставили его с работой и горем наедине.
— Голубушка, — постарался я улыбнуться как можно приятнее, — если вы не наберете номер и не скажете ему, что я его жду, этот день будет также и вашим последним днем здесь. Нельзя сказать, что я не разделяю ваши высокие чувства, напротив, но думаю, что иногда их лучше держать при себе.
Губы ее побелели, но рука потянулась к телефону. Через несколько секунд она повесила трубку и взглянула на меня:
— Доктор выйдет к вам через несколько минут, лейтенант!
Отойдя от стола, я закурил сигарету.
Через пять минут дверь кабинета открылась, и доктор Торро пропустил впереди себя слишком полную, слишком нарядную и слишком пожилую даму, которая с умилением смотрела на него, будто он был ее любимой собачкой чихуахуа. Наконец, он избавился от нее, коротко кивнул мне и пригласил в кабинет. Когда я вошел, он закрыл за собой дверь и обошел вокруг стола, направляясь к своему креслу. Костюм оливкового цвета на этот раз был элегантен, как никогда. Он посмотрел на мена и вдруг нервно пригладил свой коротко остриженный седой ежик.
— Что-нибудь еще, лейтенант? — спросил он сорвавшимся голосом.
— Не знаю, — признался я, — надеюсь, что вы мне что-то расскажете.
— Я мог бы, если бы вы прекратили говорить намеками и объяснили мне, в чем дело!
— Вы были близки с мисс Кейнс? — спросил я, усевшись поудобнее в кресло и закурив новую сигарету.
— Я вам уже рассказывал.
— Настолько близки, что она вас никогда не обманывала?
Бледное аскетическое лицо его медленно потемнело, пальцы сжались в кулаки. Глаза его стали холоднее арктического льда, когда он поднял их на меня.
— Вы сошли с ума? — Он почти выплюнул эти слова мне в лицо.
— Возможно, — пожал я плечами. — Сегодня утром Фрэнк Корбан заявил, что мисс Кейнс вела своего рода двойную игру с вами и с другим парнем в одно и то же время.
— Это абсурд!
— Это вы так говорите, а я бы хотел быть уверенным, — сказал я вежливо.
Он внезапно поднес палец ко рту и прикусил его ровными крепкими зубами.
— Если можете, постарайтесь отнестись к этому бесстрастно, — предложил я. — Вы можете припомнить последние два месяца? Помните ли вы, какие отговорки были у мисс Кейнс и как часто она к ним прибегала?
— Конечно нет! — рявкнул он. — Это смешно, Бернис никогда… Вы прекрасно знаете, что Корбан — псих со склонностью к насилию. Он может сказать все, что угодно… — Голос его сорвался, зубами он продолжал теребить палец, на котором была повязка. — У нее часто бывали мигрени. Иногда мне приходилось отпускать ее домой раньше, чтобы она могла прилечь и отдохнуть. Помню, она отсутствовала два выходных подряд, но это нелепость — подозревать ее!
— А вам не кажется, что она симулировала мигрени? — спросил я мягко. — Вы могли бы определить это?
— Не в ранней стадии, — ответил он, — а только застарелые мигрени, когда человек не может пошевельнуть головой, по цвету лица, затем раздраженное общее состояние — но все это чепуха!
— Не было когда-нибудь так, что она жаловалась на мигрень, а выглядела лучше, чем при обычных приступах?
— Если она лгала! — взорвался он. — Но чем вы это объясните, почему она должна была обманывать меня, как вы изящно выразились!