Но Румянцев продолжал сообщать неприятные известия: «Вельможи, старшины и мнимое шляхетство везде разно толковали о манифесте. Иные говорили, что сие все до них не следует; другие, ослепленные любовью к своей землице, думали, что (их) как ученых и правных людей созывают токмо для совета и сочинения нового Уложения для великороссиян; не хотели сии превращенные из ничего собою и большею частью через деньги, отнятие чужих земель, а иногда по женам в дворяне и слышать, чтобы сидеть с мещанами, считая сие быть предосудительным чести своей, именуючи всегда граждан мужиками, и в самом деле старалися при сем случае уничтожить их вовсе из звания, уничтожа без того же уже все их права и привилегии и присвоя себе в городах власть беспредельную и владения большие. Ваше императорское величество характер мой терпеливый и неборзкий знать изволите, но недоставало моего терпения сим вралям далее попущать или инако с ними объясняться, и взял тон прямо начальничества и, заставя молчать, толковал им, что депутаты от них требуются так, как и от всех провинций. Чтобы между мещанами все городские жители в собраниях находились, послал из Новгорода Северского циркулярные ордеры и там, начав 5-го числа марта, продолжал сии выборы в Стародубе 14, в Чернигове – 29 с достодолжным безмолвием и тишиною. Не обошлось без того, однако, ни одно собрание, чтоб кто-либо в начале оного не встал, укоряя другого не быть шляхтичем, а таковой раздраженный имел готовую генеалогию всем самознатнейшим вельможам, обыкновенно начиная род их вести или от мещанина, или от жида; уличаемо было, что и по нескольку раз свои имена некоторые по надобностям и обстоятельствам меняли; нередко смертное убийство и другие бесчестные пороки тут примешивались. Я им, подтверждая молчание и тишину по силе обрядов, всегда на то отвечал, что до их фамилий, пород и пороков надлежит, то я как матрикулий, так и о поведениях их никакого сведения не имею. Но как скоро доходило до выбора депутатов и сочинения особливо наказа, тут открывалось повсюду прямое и им свойственное везде искание и желание: везде согласно закричали и зачали тем, чтобы права, вольности и обыкновения им утверждены были, поборы бы все оставлены, войска выведены, шляхетство от взятия пошлин уволено; некоторые же, бывшие особливо в администрации гетманских экономий, отзывались, чтоб настоять и неотступно просить гетмана по-прежнему. Мне хотя мешаться прямо не надлежало, но как в Стародубе, так и в Чернигове выбранные предводителями – судья земский Искрицкий и судья отставной генеральный Безбородко – восчувствовали в первенстве, хотя между ровными скоро от несогласия их отягощения и просили меня, чтоб я им помог привесть их в согласие, а особливо Безбородко, который с помощью сына своего, во всю мою бытность здесь и в Петербурге целый год при мне находившегося, собранию ими представленные пункты мне показали, где увещевали они собратию свою явиться непостыдно в собрание изо всех частей государства. Я им говорил: вы хотите просить 1) о утверждении прав, которых вы до учинения земских и градских судов, т. е. по 763 год, почти и в употреблении не имели, а ныне с трудом и не в точной их силе по разным и весьма противным свойствам крестьянства и шляхетства польского с малороссийским наводите, и тем самым безгласные люди, а паче козаки, все имущество свое тратят; 2) о преимуществах и вольностях, которые по статьям Богдана Хмельницкого весьма благоразумно и на всякий чин отдельно – особо шляхте, особо духовным, особо войску козацкому, особо земству – от государей подтверждены; но вы, все то наруша, сделали почти одно звание шляхетства и всякого беглеца-крестьянина, женившегося токмо на козацкой девке, принимаете в достоинство шляхетское, а такого ж шляхтича или козака часто без судов, а иногда по судам, но не всегда по законам делаете крестьянином, следственно, вам о дворянстве, до того сие достоинство повредившем, едва ль и отзываться осмелиться можно ль. 3) О снятии податей дело, до вас нимало не касающееся, здешних крестьян, по собственному их признанию, отягощающее, и которые по статьям Богдана Хмельницкого государю точно дань давать повинны, а владельцам по некоторым других гетманов статьям и то по грамотам данным только вольные приносы принимать, сено и дрова приготовлять дозволено. И так вы сею просьбою хотите переменить свойство совсем здешнего крестьянина и тем отважно касаетеся права, государям точно принадлежащего. 4) О выводе войск, необходимых для внутренней и внешней безопасности, подвергаете себя разным трудным ответам и объяснениям».