3486. А. М. ПЕШКОВУ (М. ГОРЬКОМУ)
24 сентября 1901 г.
Печатается по автографу (Архив Горького). Впервые опубликовано: Письма, т. VI, стр. 166–167.
Ответ на письмо М. Горького от середины сентября 1901 г.; Горький ответил 25 сентября (Горький, т. 28, стр. 175–176, 178).
Перед отъездом из Ялты я был у Льва Ник<олаевича>… — Чехов был у Л. Н. Толстого в Гаспре 12 сентября 1901 г. Под этим числом помечено в «Ежедневнике» С. А. Толстой: «Чехов в Гаспре». Об этом посещении А. Б. Гольденвейзер писал в своем дневнике: «Вчера (12-го) при мне здесь был Чехов. Вид у него плохой: постарел и все кашляет. Говорит мало, отрывочными фразами, но как-то всегда в самую точку. Трогательно и хорошо рассказывал, как они с матерью живут вдвоем зимой в Ялте. Лев Николаевич был Чехову очень рад» (А. Б. Гольденвейзер. Вблизи Толстого. М., 1959, стр. 97). 16 сентября Гольденвейзер сделал следующую запись: «После обеда я, или Н. Л. Оболенский, или мы оба по очереди читаем вслух рассказы Чехова, которые Лев Николаевич очень любит. На днях я читал „Скучную историю“. Лев Николаевич все время восхищался умом Чехова. Понравились ему также оригинальностью замысла и мастерством письма рассказы „Пари“ и в особенности „Степь“. О Чехове Лев Николаевич сказал: „Он странный писатель, бросает слова как будто некстати, а между тем все у него живет. И сколько ума! Никогда у него нет лишних подробностей, всякая или нужна, или прекрасна“» (там же, стр. 98).
…если бы Вас отпустили туда… — Получив постановление о назначенной ему ссылке в Арзамас, Горький подал в Министерство внутренних дел прошение о разрешении ему до весны 1902 г. жить в Крыму. 25 сентября Горький писал Чехову: «Я подал прошение м<инистру> в<нутренних> д<ел>, чтобы он отпустил меня в Ялту, до весны. И вместе с тем заявил местным властям, что до получения от министра ответа — из Нижнего я никуда не поеду и что если им угодно — пусть отправляют этапным порядком в Арзамас. Пока что — вняли и не трогают. Думаю, однако, что если министр в Ялту не пустит, то они стесняться не станут и я пройдусь до Арзамаса пешком. Ничего не имею против». Горькому было дано разрешение жить в Крыму — кроме Ялты — до апреля 1902 г.
…мы бы навещали его. — В дневниках Л. Н. Толстого и С. А. Толстой за время с ноября 1901 г. по апрель 1902 г. нередки записи о посещении Гаспры Чеховым и Горьким.
Кончайте, голубчик, пьесу. — О работе над «Мещанами» Горький писал Чехову в середине сентября: «Драму пишу во всю мочь и чувствую, что она не выходит у меня. Дал слово Немировичу прислать ему в конце сентября и хочу слово сдержать». В конце сентября Горький уже извещал Чехова об окончании работы: «…драму я кончил, хотелось бы, чтоб Вы послушали ее. В пятницу ко мне хотел приехать Немирович, если б и Вы могли! Ну, драма вышла крикливой, суетливой, и — кажется, пустой, скучной. Очень не нравится она мне. Непременно зимой же буду писать другую. А эта не удастся — десять напишу, но добьюсь чего хочу. Чтобы стройно и красиво было, как музыка. Очень захватила меня эта форма письма. Сколько злился я, сколько порвал бумаги. И хоть ясно вижу теперь, что все это — зря, однако, буду писать еще».
Нет ли у Вас окончания «Троих»? — См. примечания к письму 3434*. 25 сентября Горький ответил: «Конца „Троих“ — не имею. Разгром „Жизни“ был так свиреп, что не осталось даже листочков, и я должен был просить типографию, в которой печатался журнал, чтобы мне прислали хоть один оттиск. Прислали — цензурный, весь в помарках. Я отправил его „Знанию“. „Трое“ уже напечатаны, в октябре поступят в продажу. Напишу, чтобы немедля прислали Вам».
Посылаю письмо, совершенно ненужное. Я получил такое же. — Вероятно, письма от переводчика М. Феофанова (см. примечания к письму 3471*). В письме к Пятницкому от середины сентября 1901 г. Горький жаловался: «Я положительно не знаю, — что мне делать с Феофановым? Он засыпает меня письмами и телеграммами и на мое имя, и на имя Чехова, мне приносят его письма какие-то неизвестные люди, и получается — стоглавый и стоязычный Феофанов, который жалобно кричит мне в уши на чистом русском языке — „Ви зариесали меня бес ноша!“ Я чувствую себя очень несчастным… оттого что не могу изувечить его. Я дал ему разрешение — дал! дал! дал! Но в каких выражениях, когда, на что, зачем — не помню, хоть шкуру сдерите с живого меня! Я готов дать ему пожизненную пенсию, женить его, выстроить дом ему, собственноручно повесить — пусть лишь он не пишет мне писем. „Троих“ ему посылала „Жизнь“, но я ли это распорядился или кто другой — не знаю. Вообще я знаю только одно — всадил я и Вас и Кассирера в неприятную историю <…> До чего мне стыдно и неловко перед Вами, если бы Вы знали! Вы заняты, больны, у вас начинается переутомление, Вы изломаете себе здоровье — мне очень неприятно сознавать, что во всем этом я принял посильное участие» (Горький. Письма к Пятницкому, стр. 31).
3487. Л. В. СРЕДИНУ
24 сентября 1901 г.
Печатается по автографу (ЦГАЛИ). Впервые опубликовано: Письма, собр. Бочкаревым, стр. 136–137.
…получил от него письмо… — Письмо от середины сентября (см. примечания к предыдущему письму*).
…он собирается на зиму в Ялту… — Горький приехал в Ялту 12 ноября 1901 г.
Он, между прочим, кончает пьесу ~ к концу сентября. — См. примечания к предыдущему письму*. 27 сентября «Новости дня» (№ 6570) сообщали: «Максим Горький прислал дирекции Художественного театра телеграмму, что им совсем закончена пьеса. Вл. И. Немирович-Данченко завтра выедет в Нижний Новгород для переговоров с автором относительно постановки пьесы, которая пойдет, если не встретится неожиданных препятствий, в этом сезоне, сейчас после пьесы В. И. Немировича-Данченко. Название последней пьесы все еще не определилось окончательно». Корреспондент «Русских ведомостей» Н. Ск-в также прислал из Нижнего Новгорода развернутое сообщение о завершении работы над «Мещанами» (1901, № 270, 30 сентября).
«Дикая утка» на сцене Художеств<енного> театра оказалась не ко двору. — Премьера пьесы Г. Ибсена «Дикая утка» состоялась на сцене Художественного театра в день открытия театрального сезона 1901/1902 гг. — 19 сентября 1901 г. Почитатели Художественного театра возлагали на эту постановку большие надежды. В заметке «К открытию Художественного театра» анонимный автор писал: «Верный своему направлению, театр гг. Станиславского и Немировича-Данченко ставит сегодня, для четвертого открытия, „Дикую утку“ Ибсена, пьесу весьма характерную для Ибсена, для новой драмы вообще. Она — переход от реализма к символизму <…> От себя, говорят, театр сделал все для достойного инсценирования ибсеновской мрачной драмы. И исход сегодняшнего спектакля будет любопытным показателем, каковы у „новой“ драмы шансы — занять прочную позицию на русской сцене. В этом, думается, существеннейший общий интерес сегодняшнего спектакля» («Новости дня», 1901, № 6562, 19 сентября). На следующий день в небольшой рецензии «Художественный театр. „Дикая утка“» театральный обозреватель «Новостей дня» (№ 6563) должен был констатировать: «Незнакомка („новая“ драма) не очаровала, но отпугнула от себя. Ибсеновская драма потерпела поражение». В развернутой рецензии на этот спектакль Художественного театра анонимный автор подчеркивал: «К крупным недостаткам пьесы Ибсена прибавились еще более крупные недостатки исполнения и даже постановки, к чему мы в Художественном театре не привыкли» (там же, № 6565, 22 сентября). См. также «Русские ведомости», 1901, № 261, 21 сентября. «Дикая утка» Г. Ибсена недолго удержалась в репертуаре Художественного театра (прошла всего двадцать раз).