Редактор С. Арутюнов.
Ответ на письмо О. Л. Книппер от 24 ноября 1903 г. (Книппер-Чехова, ч. 1, стр. 342).
Меня упорно не зовут в Москву… — Чехов с нетерпением ждал известия об улучшении погоды и вызова от Ольги Леонардовны в Москву, где Художественный театр уже приступил к работе над II актом «Вишневого сада».
4256. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ
30 ноября 1903 г.
Печатается по подлиннику (ГБЛ). Впервые опубликовано: ПССП, т. XX, стр. 194.
Телеграмма. Датируется по служебной помете на телеграфном бланке: Принята 30 XI. 1903.
Ответ на телеграммы О. Л. Книппер от 29 и 30 ноября; Книппер ответила телеграммой от 1 декабря (Книппер-Чехова, ч. 1, стр. 345–346).
Выезжаю вторник. — 29 ноября Книппер прислала обещанный «вызов» Чехову: «Морозит. Поговори Альтшуллером и выезжай. Телеграфируй. Целую»; на следующий день она телеграфировала: «Жду телеграммы, писем не пишу». В «Крымском курьере» (1903, № 310, 3 декабря) в отделе «Хроника» сообщалось: «Вчера утром на пароходе русского общества пароходства и торговли „Цесаревич Георгий“ уехал в Севастополь А. П. Чехов, для следования оттуда в Москву».
4257. А. А. ПЛЕЩЕЕВУ
5 или 6 декабря 1903 г.
Печатается по тексту: «Петербургский дневник театрала», 1904, № 28, 11 июля, где опубликовано впервые, по автографу, в статье: А. Плещеев. Об А. П. Чехове (Странички воспоминаний). Нынешнее местонахождение автографа неизвестно.
Дата устанавливается по письму А. А. Плещеева от 5 декабря 1903 г., на которое Чехов отвечает (ГБЛ).
…рад повидаться с Вами… — Плещеев сообщал о своем приезде из Петербурга в Москву на 2 дня и желании повидаться. Встреча эта состоялась на квартире у Чехова (см.: А. А. Плещеев. У Ан. П. Чехова. — «Петербургский дневник театрала», 1904, № 1, 4 января).
4258. Н. И. КОРОБОВУ
6 декабря 1903 г.
Печатается по тексту: ПССП, т. XX, стр. 195, где опубликовано впервые, по копии из архива М. П. Чеховой. Местонахождение автографа неизвестно.
Год устанавливается по почтовому штемпелю, указанному в копии: 6 XII. 03. Москва.
Теперь репетиции, каждый день буду ходить в театр… — Вл. И. Немирович-Данченко вспоминал: «Приехал Чехов в Москву; ему разрешили, когда наступили морозы, жить в Москве. Скучал он в Ялте ужасно и чрезвычайно хотел принимать участие в репетициях. До тех пор мы переписывались, и в письмах шли даже некоторые споры относительно распределения ролей. Театр не совсем соглашался с тем распределением ролей, которое он предлагал. Начать с того, что он, из понятного чувства деликатности, назначил главную роль не своей жене. Я очень хорошо понимал, что Раневскую должна играть Книппер, а он настаивал на своем. Было еще несколько условий, с которыми театр не согласился.
Когда он приехал и начал ходить на репетиции, скоро пошли недовольства, он нервничал: то ему не нравились некоторые исполнители, то ему не нравился подход режиссера, то ему казалось, что допускаются искажения его текста. Он волновался настолько, что пришлось его уговорить перестать ходить на репетиции.
Когда я теперь припоминаю все это, я думаю, что причина разногласий была двоякая. Некоторая вина была и на нем: он все-таки несколько наивно думал о театральной технике, несмотря на то, что давно любил театр, бывал за кулисами; тем не менее никогда не приближался к театру так вплотную, как тут захотел приблизиться. Он не представлял себе, что те достижения, которые он видел в постановках его же собственных пьес <…> пришли далеко не сразу, как это могло бы казаться. Точно так же и с режиссерством <…> Иногда он был необычайно недоволен произнесением некоторых фраз, — и уже ему казалось, что, может быть, актер недостаточно понял образ или что мы, будто бы, недостаточно обращали внимание на текст. Но были, конечно, ошибки и со стороны театра. Во-первых, в двух-трех случаях <…> он как будто был прав, что роли были розданы не совсем верно. Работать с некоторыми исполнителями было довольно трудно. А затем он натолкнулся на скрещение тех двух течений, которые всегда были сильны в Художественном театре, — оба сильные, оба друг друга дополнявшие, оба друг другу мешавшие. Всегда было два режиссерских течения — одно, идущее от яркой внешней изобразительности, от красок, и другое <…> идущее от внутренней сущности, от внутренней необходимости, от неизбежности психологической. Эти две разные силы сталкивались, и когда сливались, то получались те замечательные спектакли, которые сделали славу Художественному театру. Но в процессе работы они, конечно, принесли много мучений и самим режиссерам и актерам и, особенно, авторам» (Вл. И. Немирович-Данченко. «Вишневый сад» в Московском Художественном театре. — Ежегодник МХТ, 1943, стр. 174–175).
4259. П. И. КУРКИНУ
7 декабря 1903 г.
Печатается по автографу (ГБЛ). Впервые опубликовано: Неизд. письма, стр. 107.
Открытка. Год устанавливается по почтовому штемпелю: Москва. 8 XII. 1903.
Сегодня, завтра и послезавтра я буду дома около 5 час. вечера… — О пребывании Чехова в Москве в этот период И. Н. Альтшуллер писал: «В конце 1903 года он везет, наконец, законченный и переписанный „Вишневый сад“ в Москву. Здесь по 3–4 часа в день он, волнуясь, принимает живое участие во всех репетициях пьесы. Это как раз разгар сезона, и по вечерам он нередко опять в театре на спектаклях. Все же свободное от театра время толкутся посетители, совершаются прогулки по Москве; был и в бане…» (И. Н. Альтшуллер. Еще о Чехове. — ЛН, т. 68, стр. 698).
4260. Ал. П. ЧЕХОВУ
8 декабря 1903 г.
Печатается по автографу (ГБЛ). Впервые опубликовано: Письма, т. VI, стр. 338–340.
Год устанавливается по содержанию (приезд в Москву) и по письму Ал. П. Чехова от 25 ноября 1903 г., на которое отвечает Чехов (Письма Ал. Чехова, стр. 410–413).
…ты пишешь об участке земли в Малороссии… — Александр Павлович писал: «Задумываюсь я вот над чем, вернее лелею мечту <…> Купить где-нибудь в Малороссии, в глуши десятины полторы у річкі з раками, построить из кизяка хатыну и замуроваться. На землю ассигновать рублей 300, на хатыну — рублей по 100 за комнату. Это я, пожалуй, наскреб бы. Старшие дети скоро уйдут под красную шапку, а гимназист — уже в 3-м классе: стало быть, можно старикам подумать о той стране, где не апельсины зреют, а где — тишина, мир и главное — рубль есть рубль, а не гривенник, как у нас в Питере. Ты с хохландией знаком лучше меня: не знаешь ли такого глухого уголка? Если знаешь — напиши. В ножки поклонюсь. <…> Можно бы и под Таганрогом, но уж очень там безотрадно и голо. „Степь“ хороша в твоей книге, но отвратительна под этим градом, нас с тобою вскормившим. Но это все — мечты…»
Насколько я понимаю твое настоящее и твое будущее… — О себе Александр Павлович писал: «Поживаю я тускло. Зарабатываю мало. <…> Живу я писанием третьего глупого исторического романа в „Полицейских ведомостях“. Был напечатан „Наполеон в Москве“, печатается „За правого — бог“ и в 904 году будет печататься <…> под титлом: „На высотах Кавказа“. Все эти романы то же самое, что „Страшная ночь, или Черная звезда“ и т. п. Каждый из них дает мне полторы тысячи в год. Этим и живу. У доброго господина Суворина зарабатываю весьма мало: молодежь — ей же честь, место и поклонение — забивает меня по закону Мальтуса, как оно и должно быть».