Я рад, что Вам нравится последний выпуск Оливера, и особенно рад, что Вы отмечаете первую главу. Я возлагаю большие надежды на Нэнси. Если только мне удастся написать ее так, как я задумал, и если еще один персонаж, который должен служить ей контрастом, получится, тогда мне уже, пожалуй, не страшен ни мистер…… ни его дела. По вечерам я с трудом удерживаюсь — так и тянет расправиться с Феджином и компанией; но так как я приехал сюда отдыхать, я не поддаюсь соблазну и со всем прилежанием предаюсь труднейшему занятию — праздности. Читали ли Вы (впрочем, конечно, читали) «Историю сатаны» Дефо? Какая великолепная вещь! Я купил ее за пару шиллингов вчера утром и не могу от нее оторваться. Надо было быть такими безмозглыми гениями, как мы, чтобы не предвидеть, что ответит М. Передайте ему сердечный привет от меня. Но вот идет X. Я должен быть на репетиции его оперы. Это будет лучше всякой комедии. Кстати о комедиях. Надпись «Проезда нет» все еще мозолит мне глаза, когда я бываю на той улице. Я взял билеты на следующий вторник. Мы будем дома к шести, и я надеюсь увидеть Вас хотя бы вечером. Боюсь, что восемь пенсов покажется Вам чрезмерно большой ценой за такое письмо [46]; впрочем, если самые горячие уверения в дружбе и преданности и радость, которую я ожидаю от встречи с Вами, чего-нибудь да стоят, бросьте их на чашу весов вместе с сотней добрых пожеланий и еще одним сердечнейшим заверением в том, что я и т. д. и т. п. Остаюсь Ваш Чарльз Диккенс. Для завитушки не хватило места — в следующий раз, когда буду писать Вам, пририсую ее.
33
МИССИС XЬЮ3
Лондон, Даути-стрит, 48,
понедельник, 29 января 1838 г.
Сударыня,
Я прочитал статью, которую Вам было угодно прислать мне, и, к прискорбию своему, должен сообщить Вам, что использовать ее не могу. Сочинения такого рода не подходят для «Альманаха», редактором которого я являюсь, начать же новую серию я сейчас не в состоянии.
Я надеюсь, что Вас не обидит мое сообщение: я глубоко тронут, поверьте, тем теплым, поистине женским чувством, которое пронизывает Вашу небольшую повесть, а также похвальными причинами, побудившими Вас написать ее.
Если позволительно мне дать Вам совет, то я самым искренним и настоятельнейшим образом хотел бы убедить Вас поискать каких-либо других средств помочь Вашему другу. Вы не можете себе представить, сколько забот и неприятностей Вы уготовите себе, если вступите на путь писательства, сколько досады и горечи проникнет в Вашу жизнь, судя по Вашему письму, столь уединенную. Никакое денежное вознаграждение, поверьте, никогда не возместит Вам потери душевного покоя.
Я верну Вам рукопись, как только Вы укажете мне, куда и как ее направить. Позвольте мне уверить Вас, что эти несколько слов я набросал со всей искренностью, ибо тон Вашего письма таков, что я не мог ограничиться сухим деловым ответом.
Остаюсь, сударыня, Вашим покорным слугой.
34
КРУКШЕНКУ
<январь 1838 г.>
Мой дорогой Крукшенк, на очаге должен быть маленький чайник, а на столе маленький черный чайник для заварки с подносом и прочим и жестяная баночка для хранения чая — на две унции. Кроме того, висит шаль, а перед очагом играет кошка с котятами.
Всегда преданный Вам.
35
ДЖОНУ ФОРСТЕРУ
9 февраля 1838 г.
…Первая глава «Николаса» окончена. Пришлось повозиться, но мне кажется, что она удалась…
36
ДЖОНУ ФОРСТЕРУ
<Февраль 1838 г.>
…Только меня выкинет на берег и я принимаюсь мужественно атаковать «Оливера», как поднимается волна моей ежемесячной работы и затягивает меня снова в море рукописей…
46
Боюсь, что восемь пенсов покажется Вам чрезмерно большой ценой за такое письмо. — До почтовой реформы 1840 г. письма оплачивались получателем.