56
ДЖОНУ ФОРСТЕРУ
Девоншир-террас, 1, Йорк-гейт,
вторник, 4 февраля <1840 г.>
Сегодня утром я увидел процессию [68] и разрыдался. Моя жена меня раздражает. Я возненавидел своих родителей. Мне опротивел мой дом. У меня стали появляться какие-то мысли, то о Серпентайне, то о Риджент-кэнел, то о бритвах на верхнем этаже, то об аптеке на нашей улице. Я подумываю о том, чтобы отравиться за столом у миссис ***, повеситься на груше в нашем саду, о том, чтобы отказаться от еды и уморить себя голодом, о том, чтобы сорвать повязку, когда мне пустят кровь от простуды, броситься под кеб на Нью-роуд, убить Чепмена и Холла и таким образом войти в историю. (Тогда она, наверное, обо мне узнает, быть может, она подпишет приказ о моем аресте, или это пустая мечта?) А иногда я подумываю о том, чтобы стать чартистом и возглавить какое-нибудь кровавое нападение на дворец и собственноручно спасти ее — о том, чтобы стать кем угодно, только не тем, кем я был до сих пор, и сделать что угодно, но не то, что я делал.
Ваш обезумевший друг.
57
ДЖОНУ ОВЕРСУ
Девоншир-террас, 1,
воскресенье вечером, 12 апреля 1840 г.
Дорогой мистер Оверс.
Очень благодарен Вам за Вашу записку и добрые пожелания. Когда я обдумывал свой проект, мне и самому не раз приходила в голову мысль о возможности возникновения чувства, о котором Вы говорите; однако нет причины предполагать, что здесь есть что-нибудь серьезное (совсем напротив!), и так как я не считаю, чтобы для такого чувства имелись сколько-нибудь разумные или справедливые основания — ибо нельзя ведь заставить человека верить другому, — то я и решил предоставить все времени. Вы, верно, сетуете на меня за то, что я не прочитал Ваш рассказ раньше. Но я был так занят, что только несколько дней назад мог взглянуть на него. Я, безусловно, советую Вам предложить его куда-нибудь, хоть мне кажется, что по сравнению с тем Вашим рассказом он, пожалуй, слабее — во всех отношениях, кроме одного: он более сжатый, более цельный, и в этом — весьма существенном — отношении Вы добились больших успехов. Эпизод с ночным колпаком хорош, и его не мешало бы, пожалуй, развить; впрочем, он кажется немного растянутым, хоть, может быть, все это так и было на самом деле. Кроме того, заключительные строки, посвященные этой женщине, на мой взгляд, не достигают цели, и вот почему.
Для того чтобы читатель заинтересовался Вашими героями, необходимо заставить его либо полюбить, либо возненавидеть их. У Вас же главное действующее лицо — совершенное ничтожество; так что даже сомнение берет: его ли это ребенок или еще чей-нибудь? Признаться, исходя из всего, что Вы о нем рассказываете, я склоняюсь к последней версии. И вследствие этого, читая всю сцену, не испытываю того чувства, которого от меня ждут.
Но предложить рассказ, конечно, следует, и да поможет Вам бог! Если его примут, я порадуюсь едва ли не больше, чем Вы сами.
Преданный Вам.
58
ДЖОНУ ОВЕРСУ
Девоншир-террас,
апрель 1840 г.
…Всю прошлую неделю я был очень занят, — увы, не делом, а развлечениями, но все же сел исправлять Вашу повесть. Это оказалось почти невозможным — мне необходимо иметь Вас под рукой, так как без глубокого знакомства с вещью трудно сократить ее в той мере, в какой нужно, чтобы она сделалась годной для печати…
К сожалению, такой работы, о какой Вы пишете, у меня нет. Я никогда не переписываю, правка у меня небольшая, и я ее делаю тут же, когда пишу. Впрочем, я получил записку от Эйнсворта, в которой имеется кое-что, может быть, небезынтересное для Вас. Я объясню Вам, в чем дело, при встрече…
59
ЛИ XАНТУ
Девоншир-террас,
вторник, 12 мал 1840 г.
68
Сегодня утром я увидел процессию… — Имеется в виду кортеж, сопровождавший королеву Викторию и ее жениха, принца Альберта, перед их бракосочетанием.