Мне бы очень хотелось потолковать с Вами об этом деле, и я предпочел бы, чтобы Вы сами назначили мне место и время свидания. Мы могли бы встретиться здесь, или в Вашем доме, или в «Атэнеуме» [74]. Но я думаю, что первое было бы лучше всего, так как здесь у меня под рукой все бумаги. Если Вы согласны позавтракать у меня, скажем, во вторник или в среду, то за две минуты я скажу Вам больше, чем мог бы написать в двадцати письмах, подобных этому, несмотря на то что я старался писать так деловито и глупо, как положено.
Все эти грандиозные приготовления, разумеется, должны храниться в величайшей тайне, иначе на сцену выскочит сразу пятьдесят мистеров Хамфри. А посему черкните мне записочку, как подобает уважаемому джентльмену, и передайте мой нижайший поклон Вашей уважаемой супруге.
Примите уверения, мой дорогой Кеттермол, в моей постоянной и искренней преданности.
66
ДЖОРДЖУ КЕТТЕРМОЛУ
Девоншир-террас,
21 декабря 1840 г.
Мой дорогой Джордж,
Кит, Одинокий Джентльмен и мистер Гарленд отправляются навестить девочку и прибывают туда ночью. Перед этим шел снег. Кит, оставя их, подбегает к старому дому и, держа в одной руке фонарь, а в другой — клетку с птичкой, в нерешительности останавливается в нескольких шагах от двери. В окне — том самом, где предполагается комната девочки, — горит свет, а сама девочка (разумеется, неведомо для гостей, которые приехали ее проведать и полны надежды) лежит в ней мертвая.
Если Вам трудно втиснуть в картину Кита, не ломайте себе голову над этим.
Преданный Вам.
67
КЕТТЕРМОЛУ
22 декабря 1940 г.
Дорогой Джордж,
Девочка лежит мертвая в спаленке, за ширмой. Зима, поэтому цветов нет; но по ее груди, по подушке и по всей постели могут быть разбросаны веточки остролистника с ягодами и тому подобная дикорастущая зелень. Окно заросло плющом. Можно, если хотите, посадить возле нее того мальчика, с которым она говорила об ангелах; но мне кажется, что получится больше тишины и покоя, если она будет совершенно одна. Я хотел бы, чтобы была выражена вся красота безмятежного покоя и чтобы во всем сквозило счастье, если такое возможно в смерти.
Девочку похоронили в самой церкви, и старик, который никак не поймет, что она умерла, возвращается на ее могилу и долго сидит там, ожидая, чтобы вновь пуститься с нею в путь. Его посох с мешком, ее маленький капор с корзиночкой и пр. лежат возле него. «Она придет Завтра», — говорит он всякий раз, когда темнеет, и печально отправляется домой. Я думаю, что песочные часы помогли бы передать мысль; можно какие-нибудь ее вещички перекинуть ему через колено или дать в руку.
Эта повесть разрывает мне сердце, и я не могу собраться с духом, чтобы окончить ее.
Всегда и вечно всей душой Ваш.
68
ДЖОНУ ОВЕРСУ
Девоншир-террас,
среда, 30 декабря 1840 г.
Дорогой мистер Оверс,
До сих пор я никак не мог найти время, чтобы прочитать Ваше сочинение. Но вот наконец прочел и считаю, что это хорошая журнальная статья — не забывайте, что я говорю сейчас так, как если бы ничего не знал ни об авторе ее, ни об обстоятельствах, при которых она писалась, — и ничуть не хуже других статей подобного рода. Если Вы немножко подправите помеченные мною места и подержите статью у себя, пока не окончите вторую, я тем временем подумаю, куда бы ее лучше пристроить.
Если говорить по существу, я возражаю против того, чтобы Уота Тайлера [75] изображали этаким отъявленным злодеем, так как мятежник этот действовал из чистых побуждений и заслуживает некоторого сочувствия, и я думаю, что если бы я жил в его время, то, может быть, и сам размозжил бы голову сборщику налогов, и, уж во всяком случае, поступивший таким образом был бы в моих глазах чем-то вроде полубога. Ни один отец не станет мириться с тем, чтобы над его дочерью совершалось насилие, даже если насильник является государственным чиновником; и ни один настоящий мужчина не согласится спокойно на это смотреть.
74
«Атэнеум» — клуб, учрежденный в 1826 г. видными деятелями науки и искусства, а также покровительствующей им знатью. Быть членом этого клуба считалось большой честью. Диккенс был принят в этот клуб в 1838 г.