– Послушай, Маня… – возвысил голос Иванов, хрипя и с трудом проглатывая вдыхаемый воздух, – послушай… отчего же это так? Ведь я… я, кажется, ничего не сделал тебе такого, за что бы можно было так круто перемениться ко мне…
Марья Николаевна ободрилась: зверь был решительно неопасен!
– Да, вы – ничего, то есть, по крайней мере… ничего нового… Но я – много.
– Ты другого полюбила? – быстро спросил Иванов, бледнея.
– Нет… я никого не люблю… Я только много думала и вглядывалась в наши отношения и убедилась, что мы с вами не пара!
Иванов молча барабанил пальцами по столу.
– Что же так поздно, Маня? – с горечью сказал он, качая головой, – я ведь такой же, как и был. Я ведь часто тебе говорил, Маня: ты и умница, и красавица, и образованная, а я – что я пред тобою? Сама же ты мне зажимала рот: молчи! я тебя люблю! А теперь, когда я думал, что мы связаны неразрывно, когда у нас есть ребенок… ты теперь вдруг сама разрушаешь нашу любовь…
– Не говорите про любовь! Какая любовь? Ее не было!
– Как не было? Маня! что ты?
– Никогда, никогда!
– Ты не любила меня?
– Нет!
– Да что же тогда было между нами?! – вскричал он, разводя руками, – я не понимаю! Ты знаешь, что я всегда смотрел на тебя свято, как – не хвалясь скажу – редкий муж смотрит на жену… а ты говоришь: не было любви! Что же было?
– Грязь была… безумие!
– Маня! Опомнись, что ты говоришь! Не клевещи на себя! Вспомни, что пред тобой – отец твоего ребенка! Ты мать и наверное его любишь! Как же тебе не совестно обижать его, называть его плодом… безумия, то есть, попросту сказать… разврата?..
Красные огоньки забегали в глазах Марьи Николаевны, и кровь прилила к вискам.
– Как ты смеешь так говорить? – закричала она. – Я? я развратная? и это ты сказал? ты смеешь плевать на меня? ты, погубивший меня? ты, кого я не знаю, как проклинать? Ты… подлец! ты силой взял меня!.. Ай!
Она отпрыгнула в соседнюю комнату, потому что Иванов, с почерневшим от бешенства лицом, бросился на нее, крутя над головою сжатыми кулаками. Теперь он был действительно похож на выдуманного Марьей Николаевной зверя. Он догнал ее и, схватив за плечи, толкнул так, что она, перелетев чрез всю комнату, ударилась о стену плечом и упала на колени.
– Не лгать! – завопил он, – слышишь? Все – кроме лжи! Ты сама знаешь, что клевещешь! Я на тебя Богу молился, и я не подлец!.. Ох!
Он бросил растерянный взгляд, ища стула, направился было к нему, но вдруг, совсем неожиданно, сел на пол и, всхлипнув, как ребенок, закрыл лицо руками. Марья Николаевна глядела на него мрачно: ей не было его жаль, – у нее ныло ушибленное плечо… Гневное негодование Василия Ивановича было слишком правдиво, чтобы спорить с ним, но Марья Николаевна была так возбуждена, что охотно бросила бы ему в лицо снова свою клевету, если бы не боялась. Наплакавшись, Иванов встал и заговорил тихо и спокойно:
– Маня, ты вольна в своих чувствах, конечно, и можешь думать обо мне, как хочешь. Но я все-таки полагаю, что не имею права расстаться с тобою, не передав тебе одного дела. Моя жена наконец согласилась… дает мне развод. Хочешь ты…
– Ни за что! – перебила она его резко, – ни за что! Вы мне ужасны и… противны! Не желайте меня в жены! Вы бы имели во мне врага везде – в обществе, в делах, в кухне, в спальне…
– С врагами мирятся, Маня! – Может быть, но я не могу.
Она несколько смягчилась и заговорила спокойнее:
– Послушайте! я не знаю, как это случилось, что я почувствовала к вам такое отвращение, но я не могу. Вся моя гордость кипит уже оттого, что я принадлежала вам, а вы хотите, чтобы я была вашею женою! Да меня замучит одно сознание ваших прав на меня, необходимость носить вашу фамилию… Я бы с наслаждением сорвала с себя кожу там, где вы целовали и обнимали меня, а вы хотите, чтобы я жила с вами!
– Тогда толковать нечего! Но откуда это? откуда?.. Послушай… послушайте, Маня, уверены ли вы, что вы вполне здоровы?..
Марья Николаевна покраснела. Мысль, что ее настроение не совсем нормально, приходила ей самой в голову еще в Одессе, и однажды она без утайки рассказала свое состояние местной медицинской знаменитости, явившись к почтенному эскулапу incognito, под чужим именем. Доктор с любопытством выслушал ее, пожал плечами, развел руками и сказал только: