Прокопий был человек бывалый. В миру он много видел и пережил вместе с Господином Великим Новгородом: междоусобья, войны, моровую язву, несколько голодовок, – в те времена они были часты на Руси. Рассказал ему князь Мстислав про голодную беду, и вот застонало у него сердце от воспоминаний, и душа его стала неспокойна и не способна к тихой мысли, бесстрастию и молитве. Огляделся Прокопий в своей келье: бедно, убого, а все у него есть, – и грибы сушеные, и мед, и орехи, – с голоду нельзя пропасть! А там, за лесною опушкою, пропадают: князь говорит – болеет народушко, пухнет, помирает…
Раздумался Прокопий; все пуще и пуще – точно сумерками – окружали его сердобольные мысли печалью за новгородцев, и вскоре ему сделалось и стыдно, и нестерпимо сидеть в глуши, не разделяя участи своих погибающих земляков, не стараясь помочь им хоть добрым словом, коли нечем больше.
Подумал Прокопий: нечем больше, и вдруг память его прояснилась, и он вспомнил о кладе, который нашел он по весне на лесном городище.
Обрадовался Прокопий, достал из земли сокровище, наполнил золотом дорожную торбу и ушел из леса – искать в Новгороде князя Мстислава Торопецкого, чтобы заодно с ним порадеть родной земле в ее несчастье.
Князь Мстислав очень изумился, когда увидал перед собою Прокопия, растрогался его даром и поклонился ему до земли.
– Что я могу сделать для тебя в отплату за это?
– Ничего мне не надо. Прощай! – сказал Прокопий и хотел уйти, но Мстислав удержал его.
– Ты, святой человек, достоин великой чести, и худо будет мне, если я тебе не воздам ее перед всеми новгородскими людьми… Завтра, после обеден, я велю созвонить вече и буду кланяться тебе на твоем добре!
Прокопий возразил:
– Завтра великий праздник – Рождество Христа Спаса… Ему и кланяйся, а не мне, рабу, смердящему грехами. И молю тебя – пусть никто не узнает вовеки, зачем я был у тебя и что тебе передал. Тайно пришел я в Новгород, тайно и уйду из него. Ты мирской человек и лучше меня употребишь это золото, покупая хлеб у иноземных купцов и наделяя им голодных, а я в пустыне буду молиться за тебя, как могу и верую…
Князь сказал:
– Отче, ты не хочешь остаться с нами?
– Не могу. Отвык я от мира: дико и жутко мне в нем. И я людям страшен, и мне люди страшны.
– Останься, по крайней мере, до завтра, чтобы встретить с нами великий праздник. Как проживешь ты такой день без божественной службы?
Прокопий омрачился и сказал:
– Знай, князь, что я великий грешник, и на мне лежит эпитимья… недостоин я стоять ниже на паперти Святой Софии.
И сколько ни останавливал его князь Мстислав, ушел. Когда он выходил из Новгорода, уже падали сумерки и гул колоколов возвещал во все концы города славу рождающегося Христа.
Прошло довольно времени, прежде чем Прокопий, оставя за собой новгородские предместья, добрел до первого, после них, людского поселка – тихой придорожной деревушки. Прокопий устал и прозяб. Ночь лежала черная, как сажа: небо – без луны, с одними звездами, холодное и угрюмое. Прокопий не жалел, что глядя на ночь ушел из Новгорода от княжеской ласки, но невольно думал, что если не найдет себе скорого ночлега, то ночь грозит ему большой бедой, а пожалуй, и смертью: и мороз, и волк, и лютый человек страшнее и сильней в ночную пору, чем при свете дня. Деревушка спала. Ни блестки света не было в затянутых бычачьим пузырем отдушинах, заменявших черным избам окна. Прокопий стучался в избы, но напрасно.
– Конный или пеший? – спрашивали его неприветливые хозяева.
– Пеший.
– Как же случилось, что ты в такой день опозднился в дороге? – недоверчиво возражали ему, – должно быть, не с добром ты пришел к нам… ступай – постучись к соседям, а мы тебе не отворим.
Соседи спрашивали Прокопия:
– Что ты дашь нам, если мы пустим тебя на ночлег?
– У меня нет ничего, кроме рубища, что на мне надето.
– Значит, ты бродяга и нищий. Проходи. Мы сами нищие… нас и без тебя довольно в избе!
В других избах Прокопий не добился и такого ответа: хозяева спали крепким сном и не слыхали стука и молений бесприютного путника. Высмотрев у одной избы высокое крыльцо с навесом, Прокопий решил переночевать под его ступеньками, чтобы хоть сколько-нибудь оградить себя от ночной стужи. Но под крыльцом, на соломе, спала громадная овчарка с щенятами. Она грозно зарычала на незваного гостя и, напав на Прокопия, лаяла на него, рвала его рубище, кусала его икры до тех пор, пока не прогнала его далеко от деревушки, в мрак и холод святочной ночи. Большая Медведица с семью яркими, точно прозрачными звездами своими указала Прокопию, что еще много часов будет царить над землею холодная, неприветная тьма и далеко, далеко до света. А мороз крепчал. Ветер, тихий до полуночи, вырос и переменил направление: задул с севера.