Случилось Соловью на шум их прилететь.Тут с просьбой все к нему, чтоб их решить сомненье:«Пожалуй», говорят: «возьми на час терпенье, Чтобы Квартет в порядок наш привесть:И ноты есть у нас, и инструменты есть: Скажи лишь, как нам сесть!» —«Чтоб музыкантом быть, так надобно уменье И уши ваших понежней», Им отвечает Соловей: «А вы, друзья, как ни садитесь, Всё в музыканты не годитесь».
II
Листы и корни
В прекрасный летний день, Бросая по долине тень,Листы на дереве с зефирами шептали,Хвалились густотой, зеленостью своейИ вот как о себе зефирам толковали:«Не правда ли, что мы краса долины всей?Что нами дерево так пышно и кудряво, Раскидисто и величаво? Что́ б было в нем без нас? Ну, право, Хвалить себя мы можем без греха! Не мы ль от зноя пастухаИ странника в тени прохладной укрываем? Не мы ль красивостью своей Плясать сюда пастушек привлекаем?У нас же раннею и позднею зарей Насвистывает соловей. Да вы, зефиры, сами Почти не расстаетесь с нами».—«Примолвить можно бы спасибо тут и нам»,Им голос отвечал из-под земли смиренно.«Кто смеет говорить столь нагло и надменно! Вы кто такие там, Что дерзко так считаться с нами стали?» —Листы, по дереву шумя, залепетали.
«Мы те», Им снизу отвечали: «Которые, здесь роясь в темноте, Питаем вас. Ужель не узнаете?Мы корни дерева, на коем вы цветете. Красуйтесь в добрый час! Да только помните ту разницу меж нас:Что с новою весной лист новый народится; А если корень иссушится,— Не станет дерева, ни вас».
III
Волк и лисица
Охотно мы дарим, Что́ нам не надобно самим. Мы это басней поясним,Затем, что истина сноснее вполоткрыта.
Лиса, курятинки накушавшись до-сыта,И добрый ворошок припрятавши в запас,Под стогом прилегла вздремнуть в вечерний час.Глядит, а в гости к ней голодный Волк тащится. «Что, кумушка, беды!» он говорит:«Ни косточкой не мог нигде я поживиться; Меня так голод и морит; Собаки злы, пастух не спит, Пришло хоть удавиться!» —«Неужли?» — «Право так». — «Бедняжка-куманек!Да не изволишь ли сенца? Вот целый стог: Я куму услужить готова».А куму не сенца, хотелось бы мяснова — Да про запас Лиса ни слова. И серый рыцарь мой, Обласкан по́-уши кумой, Пошел без ужина домой.
IV
Бумажный змей
Запущенный под облака, Бумажный Змей, приметя свысока В долине мотылька,«Поверишь ли!» кричит: «чуть-чуть тебя мне видно; Признайся, что тебе завидно Смотреть на мой высокий столь полет».— «Завидно? Право, нет!Напрасно о себе ты много так мечтаешь!Хоть высоко, но ты на привязи летаешь. Такая жизнь, мой свет, От счастия весьма далеко; А я, хоть, правда, невысоко, Зато лечу, Куда хочу;Да я же так, как ты, в забаву для другого, Пустого, Век целый не трещу».
V
Лебедь, щука и рак
Когда в товарищах согласья нет, На лад их дело не пойдет,И выйдет из него не дело, только мука.
Однажды Лебедь, Рак да Щука Везти с поклажей воз взялись, И вместе трое все в него впряглись;Из кожи лезут вон, а возу всё нет ходу!Поклажа бы для них казалась и легка: Да Лебедь рвется в облака,Рак пятится назад, а Щука тянет в воду.Кто виноват из них, кто прав, — судить не нам; Да только воз и ныне там.
VI
Скворец
У всякого талант есть свой:Но часто, на успех прельщаяся чужой, Хватается за то иной, В чем он совсем не годен. А мой совет такой: Берись за то, к чему ты сроден,Коль хочешь, чтоб в делах успешный был конец.
Какой-то смолоду Скворец Так петь щегленком научился, Как будто бы щегленком сам родился.Игривым голоском весь лес он веселил, И всякий Скворушку хвалил. Иной бы был такой доволен частью;Но Скворушка услышь, что хвалят соловья,— А Скворушка завистлив был, к несчастью,— И думает: «Постойте же, друзья, Спою не хуже я И соловьиным ладом». И подлинно запел; Да только лишь совсем особым складом: То он пищал, то он хрипел, То верещал козлёнком, То не путем Мяукал он котёнком;И, словом, разогнал всех птиц своим пеньём.Мой милый Скворушка, ну, что́ за прибыль в том? Пой лучше хорошо щегленком, Чем дурно соловьем.
VII
Пруд и река
«Что это», говорил Реке соседний Пруд: «Как на тебя ни взглянешь, А воды всё твои текут! Неужли-таки ты, сестрица, не устанешь? Притом же, вижу я почти всегда, То с грузом тяжкие суда, То долговязые плоты ты носишь,Уж я не говорю про лодки, челноки:Им счету нет! Когда такую жизнь ты бросишь? Или плотов, Мне здесь не для чего страшиться:Не знаю даже я, каков тяжел челнок; И много, ежели случится,Что по воде моей чуть зыблется листок,Когда его ко мне забросит ветерок.Что́ беззаботную заменит жизнь такую? За ветрами со всех сторон,Не движась, я смотрю на суету мирскую И философствую сквозь сон».—«А, философствуя, ты помнишь ли закон?» Река на это отвечает:«Что свежесть лишь вода движеньем сохраняет?И если стала я великою рекой,Так это от того, что кинувши покой, Последую сему уставу. Зато по всякий год, Обилием и чистотою водИ пользу приношу, и в честь вхожу и в славу.И буду, может быть, еще я веки течь,Когда уже тебя не будет и в-помине, И о тебе совсем исчезнет речь».Слова ее сбылись: она течет поныне; А бедный Пруд год от году всё глох, Заволочен весь тиною глубокой, Зацвел, зарос осокой, И, наконец, совсем иссох.