Том 3. Басни, стихотворения, письма

VI Лягушка и вол

Лягушка, на лугу увидевши Вола,
Затеяла сама в дородстве с ним сравняться:
   Она завистлива была.
И ну топорщиться, пыхтеть и надуваться.
«Смотри-ка, квакушка, что́, буду ль я с него?»
Подруге говорит. «Нет, кумушка, далеко!» —
«Гляди же, как теперь раздуюсь я широко.
     Ну, каково?
Пополнилась ли я?» — «Почти что ничего».—
«Ну, как теперь?» — «Всё то ж». Пыхтела да пыхтела
И кончила моя затейница на том,
   Что, не сравнявшися с Волом,
  С натуги лопнула и — околела.

  Пример такой на свете не один:
И диво ли, когда жить хочет мещанин,
   Как именитый гражданин,
А сошка мелкая, как знатный дворянин.

VII Разборчивая невеста

Невеста-девушка смышляла жениха:
    Тут нет еще греха,
  Да вот что грех: она была спесива.
Сыщи ей жениха, чтоб был хорош, умен,
И в лентах, и в чести, и молод был бы он
(Красавица была немножко прихотлива):
Ну, чтобы всё имел — кто ж может всё иметь?
    Еще и то заметь,
Чтобы любить ее, а ревновать не сметь.
Хоть чудно, только так была она счастлива,
   Что женихи, как на отбор,
  Презнатные катили к ней на двор.
Но в выборе ее и вкус и мысли тонки:
Такие женихи другим невестам клад,
    А ей они на взгляд
   Не женихи, а женишонки!
Ну, как ей выбирать из этих женихов?
  Тот не в чинах, другой без орденов;
А тот бы и в чинах, да жаль, карманы пусты;
   То нос широк, то брови густы;
    Тут этак, там не так;
Ну, не прийдет никто по мысли ей никак.
Посмолкли женихи, годка два перепали;
   Другие новых свах заслали:
Да только женихи середней уж руки.
    «Какие простаки»
Твердит красавица: «по них ли я невеста?
  Ну, право, их затеи не у места!
   И не таких я женихов
С двора с поклоном проводила;
   Пойду ль я за кого из этих чудаков?
Как будто б я себя замужством торопила,
Мне жизнь девическа ничуть не тяжела:
День весела, и ночь я, право, сплю спокойно:
Так замуж кинуться ничуть мне не пристойно».
   Толпа и эта уплыла.
   Потом, отказы слыша те же,
Уж стали женихи навертываться реже.
     Проходит год,
     Никто нейдет;
Еще минул годок, еще уплыл год целой:
    К ней свах никто не шлет.
Вот наша девушка уж стала девой зрелой.
   Зачнет считать своих подруг
   (А ей считать, большой досуг):
Та замужем давно, другую сговорили;
   Ее как будто позабыли.
  Закралась грусть в красавицыну грудь.
Посмотришь: зеркало докладывать ей стало,
   Что каждый день, а что-нибудь
Из прелестей ее лихое время крало.
Сперва румянца нет; там живости в глазах;
Умильны ямочки пропали на щеках;
Веселость, резвости как будто ускользнули;
Там волоска два-три седые проглянули:
    Беда со всех сторон!
Бывало, без нее собранье не прелестно;
От пленников ее вкруг ней бывало тесно:
А ныне, ах! ее зовут уж на бостон!

Вот тут спесивица переменяет тон.
Рассудок ей велит замужством торопиться:
   Перестает она гордиться.
Как косо на мужчин девица ни глядит,
А сердце ей за нас всегда свое твердит.
  Чтоб в одиночестве не кончить веку,
Красавица, пока совсем не отцвела,
За первого, кто к ней присватался, пошла:
   И рада, рада уж была,
    Что вышла за калеку.

VIII Парнас

Когда из Греции вон выгнали богов
И по мирянам их делить поместья стали[1],
Кому-то и Парнас тогда отмежевали;
Хозяин новый стал пасти на нем Ослов
   Ослы, не знаю как-то, знали,
   Что прежде Музы тут живали,
   И говорят: «Недаром нас
    Пригнали на Парнас:
   Знать, Музы свету надоели,
   И хочет он, чтоб мы здесь пели»
«Смотрите же», кричит один: «не унывай!
  Я затяну, а вы не отставай!
    Друзья, робеть не надо!
    Прославим наше стадо,
   И громче девяти сестер^*
Подымем музыку и свой составим хор!
А чтобы нашего не сбили с толку братства,
То заведем такой порядок мы у нас:
Коль нет в чьем голосе ослиного приятства,
   Не принимать тех на Парнас».
   Одобрили Ослы ослово
   Красно-хитро-сплетенно слово:
И новый хор певцов такую дичь занес,
   Как будто тронулся обоз,
В котором тысяча немазанных колес.
Но чем окончилось разно-красиво пенье?
   Хозяин, потеряв терпенье,
   Их всех загнал с Парнаса в хлев.

  Мне хочется, невеждам не во гнев,
  Весьма старинное напомнить мненье:
   Что если голова пуста,
То голове ума не придадут места.

IX Оракул

В каком-то капище был деревянный бог,
И стал он говорить пророчески ответы
   И мудрые давать советы.
   За то, от головы до ног
   Обвешан и сребром и златом,
   Стоял в наряде пребогатом,
Завален жертвами, мольбами заглушен
   И фимиамом задушен.
   В Оракула все верят слепо;
   Как вдруг, — о чудо, о позор!—
   Заговорил Оракул вздор:
  Стал отвечать нескладно и нелепо;
  И кто к нему зачем ни подойдет,
  Оракул наш что молвит, то соврет;
   Ну так, что всякий дивовался,
  Куда пророческий в нем дар девался!
     А дело в том,
Что идол был пустой и саживались в нем
    Жрецы вещать мирянам.
      И так,
Пока был умный жрец, кумир не путал врак;
   А как засел в него дурак,
   То идол стал болван-болваном.

   Я слышал — правда ль? — будто встарь
    Судей таких видали,
  Которые весьма умны бывали,
  Пока у них был умный секретарь.

X 1 Вместо 1-го и 2-го стихов в первоначальном тексте читалось: Как в Греции богам пришли минуты грозны И стал их колебаться трон; Иль, так сказать, простее взявши тон, Как боги выходить из моды стали вон. То начали богам прижимки делать розны: Ни храмов не чинить, ни жертв не отпускать; Что боги ни скажи, всему смеяться; И даже, где они из дерева случатся, Самих их на дрова таскать. Богам худые шутки: Житье теснее каждый год! И наконец им сказан в сутки Совсем из Греции поход. Как ни были они упрямы, Пришло очистить храмы: Но это не конец: давай с богов лупить Всё, что они успели накопить. Не дай бог из богов разжаловану быть! Угодьи божески миряна расхватали. Когда делить их стали, Без дальних выписок и слов Кому-то и Парнас тогда отмежевали.