Том 3. Басни, стихотворения, письма

XXIV Сочинитель и разбйник

   В жилище мрачное теней
   На суд предстали пред судей
   В один и тот же час: Грабитель
  (Он по большим дорогам разбивал,
   И в петлю, наконец, попал);
Другой был славою покрытый Сочинитель:
Он тонкий разливал в своих твореньях яд,
Вселял безверие, укоренял разврат,
   Был, как Сирена, сладкогласен,
   И, как Сирена, был опасен.
   В аду обряд судебный скор;
   Нет проволочек бесполезных:
   В минуту сделан приговор.
   На страшных двух цепях железных
Повешены больших чугунных два котла:
   В них виноватых рассадили,
Дров под Разбойника большой костер взвалили;
   Сама Мегера их зажгла
  И развела такой ужасный пламень,
  Что трескаться стал в сводах адских камень.
Суд к Сочинителю, казалось, был не строг;
  Под ним сперва чуть тлелся огонек;
Но там, чем далее, тем боле разгорался.
Вот веки протекли, огонь не унимался.
Уж под Разбойником давно костер погас:
Под Сочинителем он злей с часу́ на час.
    Не видя облегченья,
Писатель, наконец, кричит среди мученья,
Что справедливости в богах нимало нет;
   Что славой он наполнил свет
  И ежели писал немножко вольно,
  То слишком уж за то наказан больно;
Что он не думал быть Разбойника грешней.
  Тут перед ним, во всей красе своей,
  С шипящими между волос змеями,
   С кровавыми в руках бичами,
Из адских трех сестер явилася одна.
   «Несчастный!» говорит она:
   «Ты ль Провидению пеняешь?
  И ты ль с Разбойником себя равняешь?
  Перед твоей ничто его вина.
   По лютости своей и злости,
     Он вреден был,
     Пока лишь жил;
А ты… уже твои давно истлели кости,
   А солнце разу не взойдет,
Чтоб новых от тебя не осветило бед.
Твоих творений яд не только не слабеет,
Но, разливаяся, век-от-веку лютеет.
Смотри (тут свет ему узреть она дала),
   Смотри на злые все дела
И на несчастия, которых ты виною!
   Вон дети, стыд своих семей,—
  Отчаянье отцов и матерей:
Кем ум и сердце в них отравлены? — тобою.
  Кто, осмеяв, как детские мечты,
   Супружество, начальства, власти,
Им причитал в вину людские все напасти
И связи общества рвался расторгнуть? — ты.
Не ты ли величал безверье просвещеньем?
Не ты ль в приманчивый, в прелестный вид облек
    И страсти и порок?

  И вон опоена твоим ученьем,
    Там целая страна
      Полна
   Убийствами и грабежами,
   Раздорами и мятежами
И до погибели доведена тобой!
В ней каждой капли слез и крови — ты виной.
И смел ты на богов хулой вооружиться?
   А сколько впредь еще родится
   От книг твоих на свете зол!
Терпи ж; здесь по делам тебе и казни мера!»
   Сказала гневная Мегера —
  И крышкою захлопнула котел.

XXV Ягненок

Как часто я слыхал такое рассужденье:
  «По мне пускай что́ хочешь говорят,
  Лишь был бы я в душе не виноват!»
   Нет; надобно еще уменье,
Коль хочешь в людях ты себя не погубить
  И доброю наружность сохранить.
  Красавицы! вам знать всего нужнее,
Что слава добрая вам лучше всех прикрас,
    И что она у вас
   Весеннего цветка нежнее.
Как часто и душа и совесть в вас чиста,
Но лишний взгляд, словцо, одна неосторожность,
  Язвить злословью вас дает возможность —
   И ваша слава уж не та.
Ужели не глядеть? Ужель не улыбаться:
Не то я говорю; но только всякий шаг
   Вы свой должны обдумать так,
Чтоб было не к чему злословью и придраться.

    Анюточка, мой друг!
  Я для тебя и для твоих подруг
Придумал басенку. Пока еще ребенком,
Ты вытверди ее; не ныне, так вперед
    С нее сберешь ты плод.
  Послушай, что случилося с Ягненком.
  Поставь свою ты куклу в уголок:
   Рассказ мой будет корото́к.
     Ягненок сдуру,
    Надевши волчью шкуру,
   Пошел по стаду в ней гулять:
  Ягненок лишь хотел пощеголять;
   Но псы, увидевши повесу,
  Подумали, что волк пришел из лесу,
Вскочили, кинулись к нему, свалили с ног
И, прежде нежели опомниться он мог,
  Чуть по клочкам его не расхватили.
По счастью, пастухи, узнав, его отбили,
Но побывать у псов не шутка на зубах:
   Бедняжка от такой тревоги
  Насилу доволок в овчарню ноги;
А там он стал хиреть, потом совсем зачах
  И простонал весь век свой без-умолка.
  А если бы Ягненок был умен:
   И мысли бы боялся он
    Похожим быть на волка.

Книга седьмая

I Совет мышей

Когда-то вздумалось Мышам себя прославить
  И, несмотря на кошек и котов,
  Свести с ума всех ключниц, поваров,
И славу о своих делах трубить заставить
   От погребов до чердаков;
А для того Совет назначено составить,
В котором заседать лишь тем, у коих хвост
    Длиной во весь их рост:
Примета у Мышей, что тот, чей хвост длиннее,
     Всегда умнее
   И расторопнее везде.
Умно ли то, теперь мы спрашивать не будем;
Притом же об уме мы сами часто судим
   По платью, иль по бороде.
  Лишь нужно знать, что с общего сужденья
Всё длиннохвостых брать назначено в Совет;
  У коих же хвоста к несчастью нет,
Хотя б лишились их они среди сраженья,
  Но так как это знак иль неуменья,
     Иль нераденья,
   Таких в Совет не принимать,
Чтоб из-за них своих хвостов не растерять.
Всё дело слажено; повещено собранье,
   Как ночь настанет на дворе;
   И, наконец, в мушном ларе
    Открыто заседанье.