— А я стремился бы еще к новым открытиям, — заявил Роберт.
— А зачем? — спросила Мери, глядя на юного брата, увлеченного рассказом Паганеля.
— В самом деле, мой мальчик, зачем? — с ободряющей улыбкой спросил лорд Гленарван.
— А затем, что мне интересно узнать, не скрывается ли еще что–либо за Магеллановым проливом.
— Браво, друг мой! — воскликнул Паганель. — И я попытался бы узнать, простирается ли материк до Южного полюса, или там открытое море, как предполагал ваш соотечественник Дрейк. Не сомневаюсь, что если бы Роберт Грант и Жак Паганель жили в семнадцатом веке, то они отправились бы вслед за двумя очень любознательными голландцами Схоутеном и Лемером, стремясь, как они, отгадать эту географическую загадку.
— Это были ученые? — спросила леди Элен.
— Нет, просто отважные купцы, которых мало интересовала научная сторона открытий. В ту пору существовала голландская Ост—Индская компания, которой принадлежало исключительное право провозить товары через Магелланов пролив. А так как в то время, кроме этого пролива, иного пути в Азию не знали, то привилегия Ост—Индской компании являлась захватнической. Несколько купцов решили бороться с этой монополией, пытаясь открыть другой пролив. К числу таковых принадлежал некий Исаак Лемер, человек умный и образованный. Он снарядил на свои средства экспедицию, которую возглавил его племянник Яков Лемер и Схоутен, опытный моряк, родом из Горно. Эти отважные мореплаватели пустились в путь в июне тысяча шестьсот пятнадцатого года, почти сто лет спустя после Магеллана. Они открыли новый про» лив между островом Эстадос и Огненной Землей, названный проливом Лемера, а двенадцатого февраля тысяча шестьсот шестнадцатого года они обогнули прославленный мыс Горн, который с большим основанием, чем его собрат, мыс Доброй Надежды, имел бы право называться мысом Бурь.
— Как бы я хотел быть там! — воскликнул Роберт.
— Да, ты прав, мой мальчик, ибо это подлинная радость! — воодушевленно воскликнул Паганель. — Существует ли большее удовлетворение, большее счастье, чем то, которое испытывает мореплаватель, наносящий на судовую карту свои открытия. Перед его глазами возникают новые земли, остров за островом, мыс за мысом, они словно всплывают из недр морских! Сначала контуры этих земель смутны, изломаны, прерывисты: вот тут — уединенный лагерь, а там — отдаленная бухта, а еще дальше — затерянный в безграничном просторе залив. Но постепенно открытия дополняют друг друга, линии уточняются, пробелы на картах уступают место штрихам, очертания бухт врезаются в сушу, мысы увенчивают исследованные берега, и вот, наконец, новый материк во всем своем великолепии с его озерами, его реками, его потоками, его горами, его долинами и его равнинами и деревнями, городами и столицами возникает на глобусе. Ах, друзья мои! открывать неведомые земли, это — творить, это — переживать волнения и неожиданности! Но ныне этот источник почти исчерпан: все известно, все исследовано, все новые берега и материки занесены на карту, и нам, теперешним географам, больше нечего делать.
— Нет, дорогой Паганель, есть что делать, — возразил Гленарван.
— Что же?
— То, что делаем мы!
А яхта тем временем неслась с поразительной быстротой по пути Веспуччи и Магеллана. 15 сентября она пересекла тропик Козерога и взяла курс к знаменитому проливу. Порой едва приметной полосой на горизонте обрисовывались низкие берега Патагонии, но отстояли они дальше, чем на десять миль от яхты, и, глядя сквозь знаменитую подзорную трубу, Паганель получал о них лишь смутное представление.
25 сентября «Дункан» был уже у пролива Магеллана и плавно вошел в него. Этим путем обычно плывут торговые суда, направляющиеся в Тихий океан. Длина Магелланова пролива составляет всего лишь триста семьдесят шесть миль. Он настолько глубок, что по нему могут проходить, даже вблизи берегов, суда большого тоннажа, его дно удобно для якорных стоянок. По берегам много источников пресной воды, множество доступных и безопасных гаваней — словом, преимуществ, которых нет ни в проливе Лемера, ни у грозного скалистого мыса Горн, где непрестанно свирепствуют ураганы и штормы.
В первые часы плавания по Магелланову проливу, на протяжении приблизительно шестидесяти — восьмидесяти миль до мыса Грегори, берега отлоги и песчаны. Жак Паганель боялся проглядеть хоть единый прибрежный уголок, хоть единую деталь пролива. Плыть предстояло около тридцати шести часов, а панорама берегов, залитых сверкающим южным солнцем, несомненно, заслуживала напряженного и восторженного созерцания. Вдоль северных берегов не видно было никаких жителей, только несколько туземцев бродило по обнаженным скалам Огненной Земли.