– Пойдем, Митяич, на горы, – пригласил сам себя Востров и затаил в сердце своем обиду против коварного друга.
Горы оказались не особенно близко расположенными. «Митяичу» пришлось пройти лес насквозь, перейти благоухающую долину, перебраться через глубокое ущелье, и лишь через полуторачасовой промежуток он достиг горного кряжа, доминирующего над ближними и далекими окрестностями, и забрался на его наиболее выдающийся пик.
Голос, толкнувший Вострова на это путешествие, оказался голосом здравого смысла, поборовшего новый приступ сумасшествия. Раздвоение сознания у больных циклофренией, – у циклофреников, как сокращенно называют их врачи, – один из главных симптомов начала этой болезни. Загадочная пропажа приятеля вызвала у Митьки это раздвоение, и будь он в напряженной лабораторной обстановке, а не в смолистой животворной чаще, опять могло случиться, что победа осталась бы на стороне больной половины сознания.
Как только Востров поднес к глазам подзорную трубку и навел ее на злосчастный бор, он воздал хвалу голосу своего здравого смысла. Он увидел, как на известняковой прогалине среди леса остановилось двое всадников, у одного из них через седло свешивалось тело пропавшего рабфаковца. Был ли тот мертв или находился в глубоком обмороке, на таком расстоянии ни обыкновенный врач, ни врач, вооруженный трубой, не смог бы различить. Не различил этого и Митька Востров. Авантюристов же он узнал с первого взгляда и, похолодевши вдруг, вспомнил, что у Безменова в сумке хранилась географическая карта с отмеченной на ней дорогой к «Долине Смерти»… Он немедленно в приступе ярости, боли и ненависти хотел бежать туда, к известняковой поляне… И снова голос благоразумия – на этот раз внутренний, а не внешний – дал ему мудрый совет:
– Останься… Посмотри до конца. Проследи путь авантюристов… – сказал он, и Востров, сдерживая ярость и нетерпение, остался.
Он видел, как его бедного друга запихнули в известняковую пещеру и заложили камнем. Видел, как авантюристы после этого спокойно продолжали путь, взяв верное направление на «Долину Смерти»…
Бешеная мысль: настигнуть злодеев и отнять у них карту, – вспыхнула в горячечном мозгу Вострова… и немедленно погасла, как только проснулась скорбь о погибшем товарище. Все-таки с горы он спустился сломя голову, но опять минимум час потребовался ему для обратного перехода: ущелье, долина и лес. В лесу прогалина.
Задыхаясь, Митька устремился к пещерке – гробнице Безменова… А перед нею стал, как вкопанный, кулаками протирая глаза: плита была отвалена и пещерка пуста…
– Тэ-тэ-тэ… Подождите… – сказал турист с бритым лицом и квадратным подбородком, играя кинжалом, подвешенным у стройного горца-мингрельца к поясу. – Подождите, вы говорите слишком быстро и, кроме того, с большим акцентом, а я сам не русский и плохо понимаю по-русски… Вы сказали, что видели человека исцарапанного и с длинными волосами, пешком проследовавшего в этом направлении?..
– Так, – подтвердил горец. – Кацо вэрно говорит, я видел…
– Это мой брат, – вздохнул турист, – но он сумасшедший, понимаете?..
– Понимаю, кацо… Это значит, у него здэсь финтиль-минтиль?..
– Вот-вот, – согласился турист и снова вздохнул. – Давно он здесь прошел?
– Два дня тому назад, кацо…
– Благодарю вас…
– Пожалста…
Турист прыгнул в седло и помчался в направлении хвойного леса, широко раскинувшегося по одному из западных отрогов Кавказского хребта.
Иван Безменов, следуя впереди своего приятеля, распинавшегося о преимуществах растительной пищи перед мясной, а мясной перед растительной, неожиданно провалился в волчью яму. Так неожиданно, что не успел даже вскрикнуть. Упав, он сильно ударился головой о каменистое дно, но сознания не потерял. Сознание продолжало работать, парализовались лишь органы движения и центр речи. Это было следствие сотрясения мозга. Это была летаргия.
Впечатления от внешнего мира доходили до него в несколько затуманенной, но все-таки понятной форме. Он слышал, как внезапно оборвал свою речь увлекающийся лектор; слышал его испуганное восклицание и зовы, но не мог в ответ ни крикнуть, ни пошевелить рукой.
Странное это было состояние. «Я ведь не сплю, – говорил он себе, – и в то же время мое состояние похоже на сон. Похоже на утреннюю дремоту, когда тебя будят, а ты не можешь пошевелить ни рукой, ни ногой…»
– Я сейчас стряхну это оцепенение, – думал он ежеминутно, но чего-то такого не хватало, чтобы привести эту мысль в исполнение.