«Фрегат „Паллада“» имел большой успех у читателей уже в журнальных своих публикациях. В дальнейшем популярность этих очерков еще более возросла. В конце 1855 года вышла в свет книга «Русские в Японии в конце 1853 и в начале 1854 годов», представлявшая собою часть путевых записок Гончарова. Целиком «Фрегат „Паллада“» вышел в свет в 1858 году, в двух томах, в издании И. И. Глазунова.
Уже в 1862 году – всего через четыре года после первого – потребовалось новое издание. Всего при жизни Гончарова «Фрегат „Паллада“» вышел в свет в пяти изданиях – в 1858, 1862, 1879, 1884 и в 1886 году.
К впечатлениям кругосветного плавания Гончаров возвратился в очерке «Через двадцать лет» (впервые опубликованном в сборнике «Складчина», Спб. 1874), который затем печатался им вместе с «Фрегатом „Паллада“» как своеобразное «послесловие к этим „очеркам путешествия“». Близких к «Фрегату „Паллада“» тем Гончаров касался также в рассказе «Два случая из морской жизни» (1858) и написанном в 1891 году очерке «По Восточной Сибири» (см. т. 7 наст. изд.).
Очерки «Фрегат „Паллада“» представляют собою творческий документ, важный для характеристики идейно-политических взглядов Гончарова. Несмотря на то, что в этих очерках ощутимо сказалась противоречивость его мировоззрения, основная и непреходящая ценность их заключается прежде всего в правдивом отражении в них фактов и процессов объективной действительности.
Впрочем, далеко не обо всем Гончаров мог говорить во весь голос. Находясь на военном корабле в качестве официального лица и притом в годы злейшей политической реакции, Гончаров, естественно, вынужден был обойти в своих путевых записках ряд теневых сторон жизни русского фрегата. Он не мог рассказать всей правды, например об адмирале Путятине, необузданном самодуре, создавшем на фрегате необычайно тяжелую атмосферу, о постоянных распрях Путятина с командиром «Паллады» И. С. Унковским, чуть было не закончившихся дуэлью, и пр. Равным образом Гончаров не распространялся и о бросавшихся ему, конечно, в глаза тяготах матросской жизни, понимая, что свирепая николаевская цензура устранила бы все неугодное правительству из его книги. Следует также учесть при этом и то влияние со стороны консервативной военщины, которое Гончаров, несомненно, испытывал во время плавания. Разумеется, офицерский состав «Паллады» был далеко не однородным, однако в нем преобладали реакционеры во главе с Путятиным, высказывавшие крайнее пренебрежение к народам Африки и Азии.
О том, что творилось за бортом русского военного корабля, Гончаров, естественно, мог говорить свободнее. За рубежами своей родины Гончаров наблюдал подъем капитализма, превращавшего отсталые в политико-экономическом отношении страны Африки и Азии в объекты своей колониальной эксплоатации. Это было время, когда капитализм вел ожесточенную борьбу (экономическую, дипломатическую и, наконец, открыто вооруженную) за установление мирового рынка и производства, рассчитанного на этот широчайший рынок сбыта. Капитализм протягивал свои щупальцы ко всем так называемым «свободным землям», подчиняя их себе путем грабительских захватов. Во главе разбойничьего, агрессивного капитализма стояла крупнейшая буржуазная держава того времени – Великобритания. На международную арену выходил тогда еще молодой, но уже наглый и опасный хищник – американский капитализм, который стремился подчинить себе страны Дальнего Востока и особенно Китай и Японию.
Гончарову прежде всего бросалась в глаза относительная прогрессивность капиталистического строя, уничтожавшего на своем пути феодально-крепостнические пережитки, боровшегося с косностью и инерцией во имя деловой буржуазной «предприимчивости». На родине Гончарова феодально-крепостнический строй был еще силен, хотя уже и подтачивался растущими в его недрах капиталистическими отношениями. В первом своем романе «Обыкновенная история» Гончаров без всяких колебаний предпочел «свободу» буржуазно-капиталистических отношений крепостнической скованности (образы Петра Ивановича Адуева в «Обыкновенной истории», а позднее и Штольца в «Обломове»). Излагая историю Капской колонии, он указывал, что в Южной Африке все в полном брожении и что «еще нельзя определить, в какую физиономию сложатся эти неясные черты страны и ее народонаселения». Гончаров готов был предположить, что в лучшем для «черных племен», населяющих эту колонию, случае они «как законные дети одного отца», наравне с белыми, будут «разделять завещанное и им наследие свободы, религии, цивилизации…» Сторонник постепенного прогресса в рамках существовавшего тогда строя, он писал, что «европеец старается склонить черного к добру, протягивает ему руку», что, цивилизовавшись, эти уже «недикие братья» европейцев смогут «сравняться… с своими завоевателями». Столь наивно рассуждая о кровавом процессе колонизации, Гончаров невольно оправдывал «насильственное занятие… англичанами Капской колонии».