Писатель очень метко характеризовал свойственный колонизаторам способ завязывания вооруженного конфликта: «пойти, например, в японские порты, выйти без спросу на берег и, когда начнут не пускать, начать драку, потом самим же пожаловаться на оскорбление и начать войну».
Неизменно подчеркивая ум, честность, трудолюбие китайского народа, Гончаров предсказал, что «этому народу суждено играть большую роль в торговле, а может быть, и не в одной торговле».
Два очерка второго тома «Фрегата „Паллада“»: «Русские в Японии в конце 1853 и в начале 1854 годов» и «Русские в Японии», отделенные друг от друга очерком о Шанхае, посвящены разносторонней характеристике положения Японии незадолго до буржуазного переворота 1868 года. В 1853–1854 гг., когда экспедиция Путятина находилась в Нагасаки, японские феодалы продолжали еще ожесточенно бороться за то, чтобы сохранить старый порядок в стране и изолировать ее от внешнего мира. Однако прогрессивные слои японского общества уже тогда сознавали необходимость перемен. Гончарову, особенно на первых порах, оказались не чужды экспансионистские расчеты Путятина об учреждении в Японии международных торговых факторий и приобщении японцев к «лону христианства». Однако не это легло в основу «японских» глав «Фрегата „Паллада“». Посетив страну за пятнадцать лет до буржуазно-капиталистического переворота 1868 года, русский писатель сумел правдиво охарактеризовать феодальный строй в Японии.
Маркс в первом томе «Капитала» характеризовал Японию этого времени как страну с «чисто феодальной организацией землевладения», как сохранившийся остаток средневековья. Путевые очерки Гончарова дают богатый материал для уяснения этой «феодальной организации», при которой государственный совет Японии «не может сделать ничего без сиогуна, сиогун без совета и оба вместе без удельных князей. И так система их держится… на своих искусственных основаниях». Гончаров находит вместе с тем в Японии и людей нового типа, ратующих за обновление своей родины. «Видно, – говорил Гончаров об одном из таких людей, – что у него бродит что-то в голове, сознание и потребность чего-то лучшего против окружающего его… И он не один такой. В этих людях будущность Японии…» Критикуя «застарелых и закоснелых японцев», русский путешественник не смешивает с ними живой, сметливый и трудолюбивый японский народ. «Сколько у них жизни кроется… сколько веселости, игривости! Куча способностей, дарований – все это видно в мелочах, в пустом разговоре, но видно также, что нет только содержания, что все собственные силы жизни перекипели, перегорели и требуют новых, освежительных начал». Очерки «Русские в Японии» раскрывали перед русскими читателями почти совершенно им незнакомую картину японской действительности, они как бы предсказывали то, что в ближайшем будущем произойдет в этой стране.
Говоря об англичанах, которые играли в ту пору главную роль в хищнической колонизации Дальнего Востока, Гончаров видел и такого хищника, как буржуазия Соединенных Штатов Северной Америки. В очерке «Ликейские острова» он показал, что новая цивилизация «уже тронула» и этот уголок: «Люди Соединенных Штатов уже явились сюда с бумажными и шерстяными тканями, ружьями, пушками и прочими орудиями новейшей цивилизации». Правда, «люди Соединенных Штатов» пытаются изобразить себя человеколюбцами, но Гончаров видит реальную подоплеку их устремлений. На Ликейских островах много лесов, «разнообразие» почвы, здесь растет сахарный тростник – «благословенные острова. Как не взять их под покровительство?» Гончаров показывает, что империалистическая экспансия здесь, как и в других местах, начинается с засылки миссионеров, распространяющих на Востоке христианство.