30-го. Ничего замечательного. Требовали баниосов, но они не явились: рассердились, вероятно, на нас за то, что мы погрозили отбуксировать их лодки прочь, как только они вздумают мешать нам, и вообще с ними стали действовать порешительнее. Они привезли провизию и, между прочим, больших круглых раков, видом похожих на пауков. Но эти раки мне не понравились: клешней у них нет, и шеи тоже, именно нет того, что хорошо в раках; ноги недурны, но крепки; в средине рака много всякой дряни, но есть и белое мясо, которым наполнен низ всей чашки.
Вечером была всенощная накануне Покрова. После службы я ходил по юту и нечаянно наткнулся на разговор м[ичмана] Б[олтина] с сигнальщиком Феодоровым, тем самым, который ошибся и, вместо повестки к зоре, заиграл повестку к молитве. Этот Феодоров отличался крайней простотой. «Смотри в трубу на луну, – говорил ему Б[олтин], ходивший по юту, – и как скоро увидишь там трех, четырех человек, скажи мне». – «Слушаю-с». Он стал смотреть и долго смотрел. «Что ж ты ничего не говоришь?» – «Да там всего только двое, ваше благородие». – «Что ж они делают?» – «Ничего-с». – «Ну, смотри». – «Что ж это за люди?» – спросил Б. Тот молчал. «Говори же!» – «Каин и Авель», – отвечал он. «Вот еще заметь эти две звезды и помни, как их зовут: вот эту Венера, а ту Юпитер». – «Слушаю-с». – «И если что-нибудь с ними случится, донеси». – «Слушаю-с». И он серьезно стал смотреть в ту сторону. Чрез минуту я спросил его, в каких местах он бывал с тех пор, как мы вышли из Англии. Он молчал. «Говори же!» – «На Надежде» (Мыс Доброй Надежды). «А до этого?» – «Забыл». – «Вспомни!» Он молчал. «Где же?» Молчал. «Ну, припомни названия разных вин, так доберешься». Молчание. «Какие же есть вина?» – «Пенное». – «Ну, а французские?» – «Ренское». – «А мадера?» – «Точно-с, есть и мадера. Мы и сами там были», – добавил он. «А что же звезды?» – вдруг спросил Б. Феодоров беспокойно оглянулся: хвать – одной нет; она уже скрылась за горизонт. «Где же?» – «Только одна осталась». – «А где другая?» – «Не могу знать». – «А как ее зовут?» Молчание. «Ну, как?» – «Мадера», – подумав, отвечал Ф. «А другую?» – «Питер», – сказал он. И это было нам развлечение, за неимением других.
Октября 1-го. Праздник у нас, и в природе праздник. Вспомните наши ясно прохладные осенние дни, когда где-нибудь в роще или длинной аллее сада гуляешь по устланным увядшими листьями дорожкам; когда в тени так свежо, а чуть выйдешь на солнышко, вдруг осветит и огреет оно, как летом, даже станет жарко; но лишь распахнешься, от севера понесется такой пронзительный и приятный ветерок, что надо закрыться. А небо синее, все светло, нарядно. Здесь тоже, хоть и 32° широты, а погода, как у нас. Только вечернее небо, перед захождением и восхождением солнца, великолепно и непохоже на наше. Вот и сегодня то же: бледнозеленый, чудесный, фантастический колорит, в котором есть что-то грустное; чрез минуту зеленый цвет перешел в фиолетовый; в вышине несутся клочки бурых и палевых облаков, и, наконец, весь горизонт облит пурпуром и золотом – последние следы солнца; очень похоже на тропики.
Японцев, кажется, не было… ах, виноват – были, были: с рыбой и раками. Баниосы всё не едут: они боятся показаться, думая, как бы им не досталось за то, что не разгоняют лодок; а может быть, они, видя нашу кротость, небрежничают и не едут. Но стоит только сказать, что мы сейчас сами пойдем на шлюпках в Нагасаки, – тотчас явятся, нет сомнения. Если попугать их и потребовать губернатора – и тот приедет. Но тогда понадобилось бы изменить уже навсегда принятый адмиралом образ действия, то есть кротость и вежливость.
Иногда, однакож, не мешало бы пугнуть их порядком. Вот сегодня, например, часу в восьмом вечера, была какая-то процессия. Одну большую лодку тащили на буксире двадцать небольших, с фонарями; шествие сопровождалось неистовыми криками; лодки шли с островов к городу; наши К. Н. П[осьет] и Н. Н[азимов]14 (бывший у нас) поехали на двух шлюпках к корвету, в проход; в шлюпку П. пустили поленом, а в Н. хотели плеснуть водой, да не попали – грубая выходка простого народа! П-т сейчас же поворотил и приблизился к лодке; там было человек двадцать: все присмирели, спрятавшись на дно лодки.
2-го и 3-го. Так и есть: страх сильно может действовать. Вчера, второго октября, послали записку к японцам, с извещением, что если не явятся баниосы, то один из офицеров послан будет за ними в город. Поздно вечером приехал переводчик сказать, что баниосы завтра будут в 12 часов.