По другую сторону Рислера сидела г-жа Шеб, мать новобрачной. Она сияла, сверкала в своем атласном, блестящем, как панцирь, зеленом платье. С самого утра все мысли почтенной женщины были необыкновенно радужны и вполне гармонировали с ее нарядом цвета надежды. Она не переставала повторять себе: «Моя дочь выходит замуж за Фромона младшего и Рислера старшего с улицы Вьей-Одриет…» В ее воображении дочь выходила замуж не только за Рислера-старшего, а за всю эту хорошо известную в парижском торговом мире фирму. И каждый раз, когда г-жа Шеб мысленно останавливалась на этом счастливом событии, она выпрямлялась еще больше, причем шелк ее панциря натягивался так, что трещал.
Какой контраст с настроением г-на Шеба, сидевшего через несколько стульев от нее! В супружестве часто одни и те же причины порождают совершенно различные следствия. У этого маленького человечка с большим лбом фантазера, гладким, выпуклым и пустым, как садовый шар, вид был настолько же свирепый, насколько сияющий вид был у его жены. Впрочем, это была не новость, ибо г-н Шеб злился круглый год. Но все же в этот вечер он расстался со своим кислым выражением лица, так же как и с широким развевающимся пальто, карманы которого постоянно оттопыривались от образчиков масла, вина, трюфелей или уксуса, в зависимости от того, какой из этих товаров он в данный момент предлагал. Его новый великолепный черный фрак был под стать зеленому платью жены, но, к сожалению, и мысли его тоже были под цвет фрака… Почему не посадили его рядом с новобрачной? Ведь это же его право!.. Почему отдали его место Фромону-младшему?.. А старый Гардинуа, дедушка Фромонов, он-то чего расселся около Сидони? Так вот как!.. Фромонам — все, а Шебам — ничего?.. И эти люди еще удивляются, что происходят революции!..
К счастью для этого взбешенного человечка, ему было кому излить свою желчь: возле него сидел его друг Делобель, старый актер без ангажемента, слушавший его с тем невозмутимо важным видом, который у него всегда имелся в запасе для торжественных случаев. Ведь Можно в течение пятнадцати лет не появляться на сцене из — за недоброжелательства антрепренеров и все же найти, когда это бывает нужно, приличествующую обстоятельствам театральную позу. В этот вечер у Делобеля был «свадебный» вид: полусерьезное, полуулыбающееся лицо с выражением снисходительности к «малым сим», непринужденные и вместе с тем величественные жесты.
Казалось, что он на глазах у целого зрительного зала, сидя перед бутафорскими блюдами, участвует в пиршестве первого акта. И впечатление, что неподражаемый Делобель исполняет роль, было тем сильнее, что он в расчете на выступление стал мысленно, как только сели за стол, повторять лучшие отрывки из своего репертуаpa, и это придавало его лицу неопределенное, деланное и рассеянное выражение, тот обманчиво внимательный вид, какой бывает на сцене у актера, когда он как будто слушает партнера, а на самом деле думает только о своей реплике.
Как это ни странно, но у новобрачной было почти такое же выражение. На ее юном, хорошеньком личике, которое оживилось, но не расцвело от счастья, проглядывала озабоченность, и минутами, словно она говорила сама с собой, в уголках ее губ трепетала улыбка.
Этой улыбкой она отвечала и на несколько игривые шутки дедушки Гардинуа, сидевшего по правую руку от нее.
— Ах, уж эта Сидони!.. — смеялся старик. — Подумать только: каких-нибудь два месяца назад она говорила, что уйдет в монастырь… Знаем мы эти девичьи монастыри!.. Это как говорят у нас: «Монастырь святого Иосифа — четыре башмака под кроватью…»
Все за столом громко смеялись деревенским шуткам старого беррийского крестьянина, чье огромное состояние заменяло ему и сердце, и образование, и доброту, но только не ум, ибо ума у старого плута было больше, чем у всех этих буржуа, вместе взятых. Среди немногих людей, внушавших ему некоторую симпатию, маленькая Шеб, которую он знал совсем еще девочкой, особенно нравилась ему. Сидони — она разбогатела недавно, а потому не могла не относиться с уважением к богатству-отвечала своему соседу справа с заметным оттенком почтения и кокетства.
Зато со своим соседом слева — Жоржем Фромоном, компаньоном мужа, — она была очень сдержанна. Их разговор ограничивался принятыми за столом любезностями, и они даже как будто подчеркивали свое безразличие друг к другу.