Крах французской кинопродукции в Париже действительно ускорился. В 1917 году наши фильмы представляли собой 30 % всех фильмов, шедших на экранах столицы. В 1918 году процент упал до десяти.
Никто серьезно не отнесся к ограничению ввоза иностранных фильмов. Владельцы кинозалов провалили систему процентного подсчета доходов, несмотря на то, что в принципе дали согласие. Крупные же фирмы и их банки отказались от предложения основать картель — этот краеугольный камень „плана спасения”.
В конце 1918 года, когда провал кинематографии был явен, Шарль Патэ заявил:
„Мои коллеги нередко считали, что я одержим манией величия, теперь же я сойду за пессимиста. Продюсеры-авторы должны быть независимы, должны делать картину по своему сценарию, а затем сдавать ее для размножения в крупные кинопрокатные фирмы”.
Итак, Патэ намеревался переложить материальный риск при создании фильмов на независимых продюсеров. А когда фильм будет готов, он решит, стоит ли его пускать в прокат.
Отныне становится ясным весь смысл сравнения с книгоиздателями, приведенного в самом начале дебатов. Метафора послужила подготовкой к окончательному отказу от национальной кинематографии. Самый крупный кинопромышленник Франции считал, что кинопроизводство, источник его богатства, — мертвый груз. Выбросив за борт французское кино, он оставил поле свободным для иностранцев на национальном и международном рынке.
За этим принципиальным решением сейчас же последовала реорганизация предприятий Патэ. Попутно фонографические предприятия слились в единое независимое общество, которое отошло к другой финансовой группе.
„Было крайне необходимо, — пишет по этому поводу Шарль Патэ в своих „Мемуарах”, — никого не компрометируя, изменить казначейство общества. Поэтому мы решили в 1918 году, то есть в разгар военных действий, уступить фонографический отдел, понесший особенно большие потери в филиалах Москвы, Вены, Берлина, Лондона, финансовой группе, во главе которой стояли два хорошо известных „лионца”: гг. Жилле и Бернгейм… Уступка была сделана за 6 млн., подлежащих оплате денежными знаками, и 2 млн. паевых акций.
Основное общество стало называться „Патэ-синема”; оно сохранило 40 % участия капитала в „Обществе граммофонов”.
О значении для Патэ и его совета основания „Патэ-синема” (на другой день после перемирия — 30 ноября 1918 г.) сам основатель пишет:
„Общество под моим руководством склоняется к новой политике… Война в корне изменила условия кинематографической жизни во всем мире… Надо было проделать срочную, небывалую работу, чтобы приспособиться к ним, если мы хотели спасти свое благосостояние.
Первенство, которое мы держали до войны и которое позволило нам распределить в 1906–1911 годах дивиденды в 40, 65, 70 и, наконец, в 90 % — в течение трех бюджетных лет подряд, — это первенство, повторяю, исчезло. Чтобы продолжать успешную деятельность, надо было придумать иную коммерческую политику.
Отныне — и в этом необходимо было отдавать себе отчет — Соединенные Штаты с их неисчислимыми возможностями захватили, и, вероятно, навсегда, мировой рынок.
Война только немного ускорила проявление их превосходства… Американцы могли затрачивать значительные суммы на производство фильмов, полностью окупать их при прокате внутри страны и затем уже приступить к завоеванию рынков. Мировое превосходство нашей кинематографии целиком основывалось лишь на том, что мы первые начали, и оно должно было исчезнуть в тот день, когда закончилось бы оснащение американской. И этот день настал. Нашему обществу с его предприятиями, рассеянными по всему свету, грозила… все усиливающаяся борьба с конкуренцией… И я пришел к заключению, что производство… фильмов во Франции больше не может быть с точки зрения финансовой делом приемлемым: на нашем слабом внутреннем рынке, наводненном американскими фильмами, предварительно окупившимися в стране, где они были созданы, фильмы французского производства окупились бы явно недостаточно… Многие из нас тешили себя мечтой, что наша кинопродукция будет давать крупные доходы за границей, и особенно на обширных американских рынках. Эта надежда не имела под собой оснований.
Аргументы, которые я привел выше, так убедительны, так очевидны, что они заставили столь искушенного в делах нашей профессии человека, как Леон Гомон, занять позицию, аналогичную моей, то есть отказаться от регулярного производства фильмов, ибо кинопроизводство является всего лишь „финансовой авантюрой”, к которой вечно приходится вновь прибегать при производстве каждого нового фильма…”[29]