Не слетались голуби
К окну, за крупой —
Встал Царевич сгорбленный,
Кручинный такой.
Вкруг очей — что обручи,
Набились круги.
Чай, опять на ковричек —
Да с левой ноги!
Гребешок потрагивал —
Из рук пустил!
Сапожок натягивал —
Да так застыл.
«Не понять, чем бабам
Моя суть хороша!
Руки-ноги слабые,
Как есть — лапша!
Награди халатиком,
Крещеный мир!
Цельный полк как я таких
Взойдет в мундир.
Кто б меня да тýрманом
Да в тартарары!
Где глаза лазурные?
Две черных дыры.
Снеговее скатерти,
Мертвец — весь сказ!
Вся-то кровь до капельки
К губам собралась!
Василька от робости
В полях не сорву.
Киньте в воду — пробочкой
Поверх всплыву!
Само солнце пятится,
Не кажет лица.
Видно, в полночь, в пятницу
На свет родился.
Дó любви нелакомый,
Себе немил —
Видно, месяц, плакамши,
Слезой обронил».
* * *
Слабыми руками
Вдоль перил витых,
Слабыми шажками
С лестничек крутых.
Не трубили зóрю
С крепостной стены.
В небесах Егорий
Не разжег войны.
Спит кузнец над горном,
Спит косарь в копне.
— Чей глазочек черный
В слуховом окне?
Что за соглядатай
Мерит даль зыбéй —
Выше голубятни,
Раньше голубей?
Нет такой вершины,
Чтоб тоске — крута!
Лучше всех аршинов —
Черный взгляд-верста.
Берегитесь, люди,
Некалёных стрел!
Ветр с кудрями-грудью,
Как любовник, смел.
Уж такой ревнитель!
Всюду — враз — рука!
Что б дружочку прыти
Взять у ветерка?
«Дар ты мой обманный,
Клад непокупной!
Ровно столб туманный,
Аль дымок степной…
Пьет — отца хоронит,
А ступнёт шажком —
Вот сейчас обронит
Ножку с сапожком.
Шагай с косогору,
Плыви — вдаль — водой…
Не уйдешь от взору
Мачехи младой!
Всё ж на Зверь-Солдатку
Не откроешь глаз:
В вороток твой сладкий
Я змеей впилась!»
* * *
— Ох ты воля! — дорогая! — корабельная!
Окиянская дорога колыбельная!
* * *
Прискакав с ночной атаки
(На лбу — пот росою крупной),
У окна сваво, над взморьем,
Царь-Девица саблю чистит.
На плече на правом — голубь,
На плече на левом — кречет.
У ее подножья нянька
Ей сапожки начищает.
«Ох ты, царь мой, Царь-Девица,
Вихрь-Девица, Жар-Девица!
Нету мне с тобою сладу,
Не покоишь мою старость.
Погляжу на кудри гривой,
Погляжу на взор пожаром —
Как не я тебя, а львица
Львиным молоком вскормила!
День встает — врага сражаешь,
Полдень бьет — по чащам рыщешь,
Вечер пал — по хлябям пляшешь,
Полночь в дом — с полком пируешь.
Люди спать — ты саблю точишь,
В церковь — псов из ручек кормишь.
Вся родня и отступилась.
Дай-ка правую мне ножку!»
Рассмеялась Царь-Девица:
«Мне и любо без родни-то!
Огнь — отец мне, Вода — матерь,
Ветер — брат мне, сестра — Буря.
Мне другой родни не надо!»
Осерчала нянька: «Полно
Ржать-то, ровно кобылица!
Как бы этим ржаньем всех-то
Женихов не распугала!»
Пуще Дева-Царь хохочет:
«Эка сладость — женихи-то!
Мой жених — мой меч пресветлый,
Меч мой сабельный, веселый:
Мне других дружков — не надо!»
Пригорюнилась тут нянька:
«Порвала б цветочков в поле,
Завела б себе подружек,
Позабавилась б маненько…»
Ей в ответ с усмешкой Дева:
— «Трубный звон — моя забава!
Мне иных забав — не надо!»
«Первенчалась бы с красавцем, —
Нянька у ней в ножках хнычет, —
Сбросила б наряд свой мерзкий,
Да над люлькой над роскошной,
Над пеленочной заботой,
Всю бы ночь, заместо гульбищ,
Все бы пела-распевала».
Топнула ногой тут Дева:
— Нянька ты, а я — Царь-Демон!
Кой мне черт в твоих пеленках!
Бранный быт — моя забота!
Мне иных забот — не надо!
…Отстранись-ка, нянька, чтó за
Звон с воды встает за чудный?
Чтой-то под моим окошком
Волны за слова лепечут?
* * *
— Гусли, гусли-самозвоны,
Вся забавушка моя!
Из зубчатой из короны
Ни зубца не стою я.
Не слыхал еще, как бабы
По ночам толкуют сны.
Гусли, гусли — вся забава
Осьмнадцатой весны!
Я, мальчишка узкогрудый,
С бранным бытом незнаком.
Гусли, гусли-самогуды
Мне — единственный закон!
Я до смертного до поту
Не отстану от струны!
Гусли, гусли — вся забота
Осьмнадцатой весны!
* * *
Просияла Царь-Девица:
Терем враз озолотила.
«Баб не любишь? Драк не любишь?
Ну, тебя-то мне и надо!
Как, к примеру, Дева-Царь я,
Так, выходит, — Царь-ты-Дева!
Уж с таким-то голосочком
Муж за прялку не засодит!»
Хлоп