Выбрать главу
олено согнул, Как пригнушись, чтоб не слышал никто, Сотворила ему речь на ушко. * * * И еще-то мы прибавим к сему, Как все слезки до единой ему Сцеловала — ровно брат-ей-жених — С карих ласковых очей дорогих, Как все жилы напружились на лбу, Себе в кровь как закусила губу. Как по сходням взошла Стопудовой пятóй, Как прах с ног отрясла, Как махнула рукой. Полк замертво свалился пьяный. Конь пеной изошел, скача. Дух вылетел из барабана. Грудь лопнула у трубача. * * * «Что за костер это мчится в степях синих вод?» — То сваму счастью навстречу красотка плывет. «Кто ж у ней славно так правит рулем-кораблем?» — Море им правит, так вóт он и прет напролом! «А под шатром-то, с лицом-то как шар золотой, Что там за Воин — за Ангел — за Демон такой? Каску хвостатую ветр ему сшиб набекрень, Ростом-то — башня, в плечах-то косая сажень! В хладной пучине, чай, крестит купецкую тварь?» — Мчит на смотрины, а имя ему — Дева-Царь. «Как это?» — Так это! — «Что ж за краса без косиц?» — Кос всюду досыта! А светлолиц, круглолиц, — Солнцу на ревность! — «Уж больно плечá высоки!» — А поясочек-то! Перстень берет в пояски! Спорить-то нечего! Каб не свобода-душа: Кабы не плечики — вся б в перстенечек прошла! Так, почаевничав позавчерашним хвостом, Спор-заводили-беседу акула с китом. * * * Отдыхает зыбь-красотка От ночи своей от ндравной. Идут ровно, идут славно, Идут славно, идут ходко. Словно месяц в полнолунье — Звон собой все море занял. Струнки, струнки-говоруньи, Жилочки мои бараньи! Лежит Царский сын на спинке, Гусельки зажал любовно, Ходят пальцы без запинки, Ходят славно, ходят ровно. В чудный час передвосходный Мой совет тебе — кто б ни был! Меняй страстный путь на водный! Бросай бабу, — иди к рыбам! Говорят: яд рыбий горек, Говорят: яд бабий — тоже! Да по крайности не спорит, Как с нее сдираешь кожу! Бабе: дура! она: рóдный! Ты ей в рыло, она: милый! Не теряй на подлость силу В чудный час передвосходный! Эх вы, царские сыночки! Эх мы, сосны-чернолесье! — Ни денек тебе, ни ночка, Ни заря тебе, ни месяц. Ни корабь тебе, ни зыбка, В ней ни муж тебе, ни дева, Ни гармонь в pyкax, ни скрипка, Ни те вправо, ни те влево… Вдруг как вскочит корабь-лодка, Как припустится с прискоком! Уж не ровно, уж не ходко: Идут скоком, идут боком. Уж такая дурь да дикость, Новгородское аж Вече! «Ну-кось, дядька, погляди-кось: Ай корабь какой навстречу?» Отвечает тот, осклабясь: (Дух учуял Царь-Девицын!) «Ни в волне мозгов, ни в бабе! Стало — нечего дивиться. В море плыть — не землянику Брать, аль в шахматы-бирюльки! То — корабь тебе, то — люлька! Лучше песню затяни-ка». Тот поет, а рев вокруг-то: Точно львица с львом сцепилась! Привстает гусляр по грудку: «Что за притча? Ай взбесилось? До зари-то, глянь, час цельный, А волна-то, глянь, — кровь-кровью!» — Пой, сыночек, на здоровье! — «Нет уж, — не до колыбельной!» Хлябь-то тигрой полосатой: Вал пурпурный, вал червонный… — Спи, сыночек, час-то сонный! — «Нет уж, дядька, не до сна тут!» Хочет встать, а тот булавку Ему в шиворот — как вгонит! Хочет встать, а сон-то клонит, Как ягненочка на травку, Как купца валит к прилавку… Спит… Тут как вздрогнет жук навозный, Раб неверный, тварь иудья: С кораблем-челном — грудь с грудью — Жар-Корабь стоит, гость грозный. * * * То не солнце по златым ступеням — Сходит Дева-Царь по красным сходням. Под военной да под веской стопой Чуть не треснул весь челнок скорлупой. Руки в боки — ровно жар-самовар! Зычным голосом речет: «Где гусляр?» Дядька в ножки ей — совсем обопсел! Аж по-пёсьему от страху присел. Д’ну по доскам башкой лысой плясать! Д’ну сапожки лизать, лоснить, сосать! Д’как брыкнёт его тут Дева-Царь по башке: «Что за тля — да на моем сапожке?» Д’как притопнет о корабь каблучком: Дядька — кубарем, в волны — ничком! «Будешь помнить наш сапог-леденец! Где гусляр — сын царский — знатный певец?» Шипом-свистом тот с коленочек: — Спят-с! «Я б за свист тебя змеиный — да бац По щеке — да вот боясть-то какá: Змеем-гадом провоняет рука! — Тише, волны, синеморская рать! Голосочку мне сваво не слыхать! — Где ж он?» — Духом вам представлю всю суть, — Лишь изволите коленку согнуть! — Смотрит: нé шелк-янтарь — мусор-товар: На дне — с гуслями в обнимку — гусляр! Взглянила — д’как расхохочется! В ладошечки — д’как всплеснет «Я-чай, еще в пеленки мочится, Пустышечку еще сосет! Без перстня, без попа, без венчика, Ну, было мне о чем тужить! Не думала я себе младенчика От взгляду одного нажить! Забыла я тебе пеленочек, — Прости меня за недосмотр! Смотрю-ка на тебя, миленочек: Смотрины-то смотреть — не смотр!» И водит всё — По бровочкам, По лобику Рукой. «Молоденький! Да родненький! Да плохонький какой! В серебряном нагрудничке, И кольчики занятные. И ничего, что худенький, — На личико приятненький». Сгоняет муху с бровей, Равняет руку с своей. «Как суха корочка! Как есть — без мякиша! Твоя-то — перышко, Моя-то — лапища! И каждый пальчик-то Как царь закованный! А моя — черная Да бесперстнёвая! Твоя — ковры расшивать, Моя — дубы корчевать». И к люботе припав Лбом смуглым сводчатым — По волосочкам-то Да по височкам-то… «Твои-то тонкие, Лен — волосенки-то! А мои — конские, Что струны — звонкие! Дай, вошку поищу, Головку почешу. Уж такого из тебя детину вынянчу, Паутинка ты моя, тростинка, шелковиночка!» И гласом гневным вдруг: «Ох, старый змей-паук! На живодерню гож: Дурной уход ведешь! Чай, по снегам водил Ступнями босыми, Поил не дóпьяна, Кормил не досыта… — Тонее тросточки!» А дядька-хитростник: «Были бы косточки, — Мясцо-то вырастет! Что ж, что весом плох, зато стройнее сосенки! По плечо тебе, небось, — такой высоконький!» Та грудочкой склоняется, Тот ручкой заслоняется, — Чтоб солнышко ему, должно, Личика не нажгло. — Гляжу, гляжу, и невдомек: Девица — где, и где дружок? Ты расплетись, верéвьице! Где юноша? Где девица? Тóт юноша? — лицом кругла, Тóт юноша? — рука мала: Одной косы две плёточки, Две девицы-красоточки. Да больно вид-то их таков, — А ну-ка двое пареньков? Тóт девица? — глядит насквозь! Тóт девица? — коленки врозь! Одной руки суставчики, Два юноши-красавчика. Чтоб не испортил нам смотрин Неверный разум наш Фомин. — Где царь не приложил печать, Там надо нáдвое решать: Кто сам с косой да в юбочке — Тому пускай — два юноши. Кто вокруг юбок веется — Тому пускай — две девицы. А нý как зорче поглядим — И вовсе все обман один, И вовсе над туманом — дым, Над херувимом — серафим? Спим… * * * И ладит, и гладит, Долг девичий плóтит. Ресницами в самые веки щекотит. Чай, синие очи-то, Как пó морю плыть! И видеть-то хочется, И жалко будить. Над ухом аукает: «Жених мой! — Ау!» На грудке баюкает Добычу свою. «Спи, копна моя льняная, Одуванчик на стебле! Будет грудь моя стальная Колыбелочкой тебе. Сна тебя я не лишаю, Алмаз, яхонт мой! Оттого что я большая, А ты — махонькой! Что шелка — щека, Что шелка — рука! Ни разочку, чай, в атаку Не водил полка. Спать тебе не помешаю, Алмаз, яхонт мой! Оттого что я большая, А ты — махонькой! * * * Что за дивный твой за сон за такой? Дай-ка взбрызну да водицей морской! — Держись, дружок хорошенький!» — Берет воды пригоршенку: «Тебе для раза первого Твой сонный грех прощу! Чтоб крепло тело бренное, Морской водою пенною — На подвиги военные Младенчика крещу! Чтоб светлым встал, чтоб век не спал, Одним своим речением, — Морским своим крещением — Младенчика крещу! Чтоб цельный полк поклал перстом, Чтоб первый гром пред ним ползком, Чтоб Деву-Царь согнул кольцом — Младенчика крещу!» * * * То не тучка молодая Лен кропит: То дружочка — дорогая Водой плещет, поливает, А он спит. На лице его из воску — Как серебряная россыпь, К