Выбрать главу
ий? То чесальщицы Камарин — скую шпарят на гребенках! (Лишь бы не было плеши, — И без гребня расчешем!) С утиральничками в лапах, (Во всé очи, мальчик, пялься!) То семь чертовых арапок, Семь царицыных купальщиц. (Может, семь моих сестер: Ты мне спинки не тер!) В кухню женского обману Поспешай, Самсон с Далилой! Здесь из зорь творят румяна, Из снегов творят белила… (Без белил, без румян В очи пустим туман!) Так из кухоньки — да в кузню: Кто-то, молот взявши в руки, Из стекла кует союзы, Из свинца кует разлуки. (Не скажу наперед — Чего нам с тобой скует!) Рука óб руку два брата, Мухи не обеспокоив, Ровно жар в руке — pyкa-то! Позади все шесть покоев… (Перед главным, седьмым, Прижми губы к моим!) Сердце к сердцу, устье к устью… Окунуться в реки эти — Всех Цариц с тобой упустим, Всех Царевичей на свете! (Отпусти! Оторвись! Мы рассказывать взялись!) Перед главным ее входом, Пред седьмым ее покоем, Вот тебе, дружочек родный, Слово я скажу какое: (Да чтоб голос был свеж, Дай воды напьюсь допрежь!) Коль опять себе накличешь Птицу, сходную со мною, Знай: лишь перья наши птичьи, Сердце знойное, земное… (Площадной образец, Каких много сердец.) И еше, дружок, запомни: Мы народ вдвойне пропащий! Так, коли поем краснó мы, — Так еще целуем слаще… (Запиши себе в грудь. Говорившую — забудь.) * * * Няньки спят, мамки спят, Пуховик не смят. Лишь лампадочки в углах дымят. Ах, так вот каков — покой ее — покой седьмой! Ах, так вот каков — покой ночной! Где ж она? — Нету. Где ж она? — С ветром. Не спится — так плачется, Так к милому скачется — От мамок, от мужа, От риз от жемчужных, От рож скоморошьих, — От дел наших тошных! Из спаленки выкралась, На лесенку выбралась, Ступень за ступенечкой — Лишь выйти трудненечко! А там уж — вольней, вольней, Ногам уж верней, верней, Как будто из гробика Восстав, мчишь по воздуху: Не к птицам на кровельку, — На вышнюю звездочку! (Ветер, ветер, вор-роскошник, Всем красавицам — помощник, Ревности — служитель, Верности — губитель, Даровой рабочий — Ветерочек мой!) Стоит полоняночка На башенной вышечке. Связалась, беляночка, С тем самым с мальчишечкой, Кто цепь нашу грубую Раньше всех расклепал, Кто прежде супруга нам Шейный плат растрепал. И мастер он ластиться! Потягается с кошками! Сорвал ей запястьице, Играет сережками. Своею жемчужинкой Зовет — дорогой… Да нужен-то, нужен-то Ей мальчонок другой! * * * — Шаги! — Матерь Божья, помоги! Оттого что эти чудные — шаги! Я свечу тебе в три пуда засвечу, Оттого что эти знаю — сапоги! То не стон — Струнный звон. То не сон — Он. * * * — Ты здесь зачем? «А ты зачем?» — Небось, уйду. «Сама, уйду». Стоит смиренник юный, Пощипывает струны. Нет слов у мачехи-красы, Покусывает хвост косы. А ветер между ними — Как вьюн — между двоими. Гусляр по стрункам: щелк да щелк, А сердце в грудь ей: толк да толк, — Вот в щепья расколотит! Тот спиночку воротит. Вот-вот уйдет! — Святой Исус! И, косу выхлестнув из уст, Как зверь нечеловечий — Хвать! — сына за заплечье! «Стой, погоди, так не уйдешь!» — Брось, баба, что за речь ведешь? Ты мне сукна не комкай! Ай девка с моряком ты? — И хочет плечиком повесть, — Не может ручек ей развесть: За шейкой за любезной Свились — как круг железный. — Я сын тебе, а ты мне — мать. Взошел я ветром подышать, Морскую речь послушать… А ты — веревкой душишь! — «Ты баб до времени не старь! Царица я, а ты мне — Царь!» А месяц между ними — Как меч — между двоими. «Три года завтрашней зарей, Как я на персик восковой, Как нищий на базаре, — На нежный лик твой зарюсь! Три года эту ночь ждала!» Легонечко — как два крыла — Ослабшие от муки Он ей разводит — руки. Вдоль стана бережно кладет, Сам прямо к лесенке идет, И на гортанный окрик Вдруг голову воротит. Стоит на башенном зубце, Как ведьма в месячном венце, Над бездной окиянской Стоит, качает стан свой. Покачивает, раскачивает, Как будто дитя укачивает, Большие глаза незрячие К мучителю оборачивает. А ветер — шелка горячие Как парусом разворачивает. «Введешь в беду! Уйдешь — уйду: Ты — с лесенки, Я — с башенки!» Качается, качается, Шелк вкруг колен курчавится. Как есть — дитя-проказница Страх нагоняет, дразнится. «Что пошатнулся? Ай — струхнул?» Царевич к ней на шаг ступнул. «Теперь ко мне — ни шагу!» Царевич к ней — два шага. Качается: — помру за грош! Качается: — и ты помрешь! Качается: — ан нет, не трожь! Не след! — Негоже! — И как горсть Горошин тут жемчужинных — Из горлышка — смех судорожный! «Прощай, мой праведник-монах!» Всё яростней разлет-размах, «Мой персик-абрикосик!» Как змеи, свищут косы. Так разошлась — в глазах рябит! Так разошлась — луну дробит! Тут страшным криком нутряным — Как вскрикнет! тот кольцом стальным На всем лету — как сдавит! Как нá ноги поставит! * * * Аж пóтом высыпал испуг. — Она смирней ребенка. — Стоит, не разжимая рук, Стоит и дышит громко. * * * Тут речи нежные лились: «Теперь не страшно с башни вниз…» И — дрожью соловьиной — Смех легкий, шаловливый. «Моя исполнилась — вся сласть! Моя исполнилась — вся страсть!» Из бахромы курчавой Глазок глядит лукаво. «Ты на руках меня держал, К своей груди меня прижал… Добилась, — вновь смеется, — Как твое сердце бьется! Железом ты в меня впился, Как огневая полоса Под красными щипцами — След твоих рук — на память! Хотенье женское мое — Вот всё именьице мое. Иди! — Теперь уж, друг мой, Вниз головой не рухну!» * * * Ух! — Кто ж это так ухнул вдруг? Чья кошачья меж зубцов — голова? То пророчица великих разлук: Сова-плакальщица, филин-сова. Охорашивается, чистит клюв. Глаза желтые — янтарь шаровой! Красе на ухо шепочет, прильнув: «За булавочкой к тебе я второй!» Сотворила тут краса крестный знак, Сваво гостя дорогого узнав. «Весь-то слышал я ваш спор боевой, Всё-то филином-летал я-совой! Дважды в грудь свою — булавку отправь! Дважды филину — уста предоставь!» Крылами pyкy ей с рукой, А клювом губку ей с губой Разводит пакостник рябой: — Ты не противься, рот тугой! Покорность с бабой родилась! Льни, тонкоствольная лоза! Чтоб не увидеть желтых глаз — Закройтесь, черные глаза! * * * Закроешь — и легче! Пол-зла, пол-обиды… Обидчика чуешь хотя — А не видишь! И легче уж губы Свой жар отдают. Не ветер, а певчие Ровно поют. Уж разное шепчешь, Рот жадный ощеря. Уж грудь — без приказу Вгребается в перья. Всё легче — всё крепче — И вот уж с тобой — Не филин твой старый, А лебедь младой! * * * Видят сквозь кисейку-дымку Месяц с ветром-невидимкой: Ведьма с филином в прижимку! Ведьма с филином в обнимку! Месяц — слезку смахнул, Тот — березкой тряхнул… А от губ — двойной канавой — Что за след такой за ржавый? — Бог спаси нашу державу! — Клюв у филина кровавый! Ветер рябь зарябил, Месяц лик загородил…