В написании статьи «Перегудам» принимал участие К. Чуковский. 24 ноября 1924 г. он записал в дневнике: «…мы с Замятиным написали отповедь нашим ругателям. Идея статьи моя. Я предложил взять стихотворение Пушкина и раскритиковать его на манер Родова, предложил взять лесковского Перегуда из „Заячьего ремиза“, я сильно переделал то, что написано Замятиным, но он ведет себя так, словно статья написана им одним» (Чуковский К. Дневник. 1901–1929. М., 1991. С. 292). После дополнительной замятинской доработки статья была отправлена в цензуру, где встретила сильное сопротивление. В связи с этим, как свидетельствует К. Чуковский, авторами было решено снять окончание статьи. В результате в журнале были напечатаны лишь первые две ее главки.
В настоящем издании статья печатается полностью по публикации А. Ю. Галушкина, в которой 3 и 4 главки воспроизводятся по автографу Замятина, хранящемуся в ИМЛИ (47. I. 195).
В связи с тем что сохранившееся в «Чуккокале» и опубликованное Е. Ц. Чуковской окончание статьи (Книжное обозрение. 1989. 5 мая) содержит существенные разночтения с главками из замятинского архива, приводим этот вариант:
«Впрочем, довольно шутить. Когда этакие вот армянские анекдоты о себе читают Ахматова, Пильняк, Пастернак, Сологуб, Замятин, Шкловский, Эфрос – им, вероятно, только смешно. Но молодой поэт из „Перевала“ полез от такой критики в петлю.
В письме группы писателей, оглашенном на летнем Литературном Совещании, справедливо было сказано, что такая критика „не достойна ни литературы, ни революции“. И не менее справедливы слова председателя Совещания тов. Я. Яковлева: „Наша критика не только не выдержана, она отсутствует… У нас печатаются рецензии по дружбе, по знакомству. Это иначе, как разложением, назвать нельзя“.
Да, иначе, как разложением, это назвать нельзя. И микроб, вызывающий его разложение, – многоименный Перегуд. Пора же наконец понять, что услужливые друзья-перегуды для революции опаснее врагов. Опасны они не только потому, что на огромных страницах нашей эпохи пишут скверные анекдоты, но еще и потому, что большие идеи снижают до безграмотно-мещанского уровня.
Все знают этот случай: однажды Ленину попался на глаза плакат с надписью – „Царствию рабочих и крестьян не будет конца“, и Ленин распорядился, чтобы этот безграмотный плакат тотчас же и подальше убрали. Если этот плакат не был написан, скажем, Розенталем, то это вышло совершенно случайно: в мировоззрении любого Перегуда столько же квадратных вершков, сколько их в этом плакате, и этими вершками измеряется кругозор нового мещанина.
Мещанство в мире создано было в седьмой день, – в тот самый день, когда господь бог, обозрев вселенную, нашел, что все „добро зело“, и… почил от дел своих. Это – миф о бессмертном мещанине всех времен и народов. Розентали, Лелевичи, Родовы, Садки – все они живут в седьмой день, дальше семи они не умеют считать: восьмого, тысячного дня впереди – они не видят. И если Ленину было ясно, что сегодняшнее – это только переходный период, за которым безгосударственный и бесклассовый строй, то Перегудам ясно, что переходный период – это седьмой день, что он хоть и переходный – но не преходящий. Потому-то Перегуд-Розенталь и торопится записать в свой синодик, что для „Русского Современника“ сегодняшнее – это „преходящее, как преходящ сегодняшний день, и так же покрывается современностью, как сегодняшний день эпохой“.
Для мещанина, конечно, нет большего преступления, чем думать о великом завтра, какое ждет человека: еще бы, ведь это нарушает самодовольный покой седьмого дня! В этом преступлении „Русский Современник“ охотно сознается: у нас есть вера в то, что человеческое завтра будет прекрасно, что оно будет лучше, чем сегодня, что – конечно – будет непохоже на вчера. В это мы верим и думаем, что тут диалектически мыслящие коммунисты едва ли окажутся на стороне Перегуда, воображающего себя Иисусом Навином и готового воскликнуть: „Солнце, стой!“ Мы склонны думать, что солнца остановить нельзя, и что это завтра, когда будет сделан „прыжок из царства необходимости в царство свободы“, – придет неминуемо.
Смешно было бы здесь заявлять: мы знаем, что дважды два четыре, мы знаем, что между вчера и завтра должно быть сегодня, что мы принимаем революцию. Одинаково наивно сказать солнцу „стой“ или сказать ему „вернись обратно“. В „Русском Современнике“ таких наивных людей нет. Писателю, художнику, может быть, больше, чем кому-нибудь, ясно: нет путей назад, и, чтобы делать большое дело, чтобы идти с большой эпохой, – литературе органически необходимо дышать большим воздухом революции – дышать глубоко, полно, свободно.
Но буря не только несет свежий воздух: она подымает вверх завалявшиеся бумажки и мусор, она гонит перед собой серые столбы пыли. Перегуды уверены, что это-то и есть в революции самое главное, и что всякий, кто хочет защитить глаза и дыханье от пыли, – тот враг. Да, враг – но кому?
И вот – черным по белому, чтобы раз навсегда положить конец всем анекдотам: людей, враждебных революции, в „Русском Современнике“ нет, но здесь есть люди, враждебные этой отрыжке вчерашнего – угодничеству, самодовольству, правдобоязни, враждебные мусору и пыли. На русской литературе густо оседает сейчас эта серая пыль нового мещанства – и с ним мы боремся».
Н. С Лесков в своем «Заячьем Ремизе»… – Повесть Лескова, законченная в декабре 1894 г., была впервые опубликована лишь 22 года спустя после смерти автора в № 3437 журнала «Нива» за 1917 г. Царской цензурой она была запрещена в связи с яркой антимонархической (и антицерковной) направленностью.
В образе Оноприя Опанасовича Перегуда Лесков создает тип добровольного доносчика, занятого повседневными поисками врагов существующего строя, «потрясователей основ» государства.
Насколько живучим оказался этот тип и насколько проницательным был Лесков, свидетельствовала советская история, когда из-за добровольных перегудов тысячи невинных людей были объявлены врагами народа.
…свое… имя… заменяет подписями скромными… Розенталь, Лелевич, Родов… – Родов Семен Абрамович (18931968) – участник группы «Кузница», один из редакторов журнала «На посту», критик и поэт.
…выступает на известном летнем Литературном Совещании… – Имеется в виду совещание по вопросам политики партии в области художественной литературы, состоявшееся 9-10 мая 1924 г. при Отделе печати ЦК РКП (б).
За «Русским Современником» стоят Эфрос и заграничный капитал… – Эфрос Абрам Маркович (1888–1954) – литературовед, искусствовед, переводчик, член редколлегии «Русского Современника».
…когда власть была в руках Милюкова… – Милюков Павел Николаевич (1859–1943) – политический деятель, историк, публицист, один из организаторов партии кадетов; в 1917 г. министр иностранных дел Временного правительства. После Октябрьской революции – эмигрант.
…мечты… о Дарданеллах. – Во время I Мировой войны неоднократно поднимался вопрос захвата Дарданелл, пролива в Турции между Европой и Азией. Он контролировался Турцией и германскими войсками. Милюков выступал за овладение Дарданелльским проливом для осуществления свободного судоходства, за что был прозван Милюковым-Дарда-нелльским. Англо-французская операция по захвату Дарданелл в 1915–1916 гг. окончилась провалом.
…молодой поэт из «Перевала» Кузнецов полез от такой критики в петлю. – «Перевал» – литературная группа (1923–1932), возникшая при журнале «Красная новь»; для эстетики и художественной практики группы характерны переосмысление принципов интуитивизма и самовыражения писателя. Кузнецов Николай Андрианович (1904–1924) – поэт, один из организаторов группы рабочих поэтов и писателей «Рабочая Весна». 20 сентября 1924 г. покончил жизнь самоубийством.
В письме группы писателей.. – На упомянутом выше совещании было зачитано письмо 36 писателей, возмущенных политическими оценками их произведений напостовцами и рапповцами.