Выбрать главу

— У него голос дрожал.

Голос задрожал и у нее. Если девушку может пленить человек, поющий романсы, она чувствительна, а значит — ее нетрудно растрогать.

— Знаешь, что он сказал?

— Про деньги?

— Про картину. Она должна быть у него. Как угодно, а должна. Я говорю: «Что можно сделать?», а он говорит: «Украсть».

— Украсть?!

— Я сказала: «Какая прекрасная мысль!»

— Ты? Сказала?

— Да. Понимаешь, тогда он даст деньги. Это очень легко. Он же не просит грабить банк. Когда никого нет, вынешь картину из рамы и спрячешь под пальто.

— Вот как? — спросил лорд Холбтон. Он знал, что реплика слабовата, но лучшей не придумал.

— Я отстояла одно, — продолжала Салли. — Он хотел, чтобы ты отвез ее в Лондон, но я сказала, что ты очень тонкий, тебе нельзя волноваться. В общем, решили отнести ее в «Розу и корону». Он там остановится.

— Вот как?

— Значит, все очень легко. Нельзя его обмануть, он так страдает. Когда я сказала: «Прекрасная мысль», он просто ожил.

Лорд Холбтон молчал. Нет, не безнравственность видных торговцев сковала его уста; он думал о том, не сделал ли он ошибки, связав судьбу с девушкой, которой кажется прекрасной такая мысль.

Глава VII

Машина, проехавшая мимо лорда Холбтона, приближалась тем временем к дому, и вскоре Чибнел, печально пивший чай, услышал звонок.

Несмотря на спокойное достоинство, он знал силу страсти, а потому — страдал, и вот по какой причине: заглянув поутру в «Розу», чтобы выпить рюмочку, он увидел, что его невеста поправляет галстук какому-то типу. Не в первый раз замечал он в ней прискорбную склонность к кокетству, но ничего не сказал и удалился, собираясь написать неприятное письмо.

Звонок напомнил ему, что есть и другие проблемы. Чай пил влюбленный; двери пошел отворять человек долга.

— Добрый день, — сказал гость, с виду — очень приятный.

— Добрый день, сэр.

Джосу Уэзерби усадьба понравилась — и старые стены, и яркие клумбы, и зеленые лужайки, и птицы, и пчелы, и все прочее. Чибнела он полюбил как брата. Тот в жизни своей не видел такой лучезарной улыбки.

— Миссис Стиптоу дома? — спросил Джос.

— Да, сэр.

— Какой день хороший!

— Да, сэр.

— Вы часом не знаете, кто это там ходит? Лицо красноватое, волосы кремовые.

— Нет, сэр.

— Жаль. Мне он понравился.

Чибнел тем временем спустился с крыльца и взял из машины багаж. Как и лорд Холбтон, он удивился, что ничего не знает о госте.

— Спасибо, — сказал тот.

— Я отведу машину в гараж, сэр.

— Правда?

В приливе благодарности Джос вынул пятифунтовую купюру и протянул ее Чибнелу.

— Спасибо вам, сэр! — воскликнул дворецкий, думая при этом: «Вот это гость так гость!..» Слишком многие довольствовались пятью шиллингами и улыбкой. — Спасибо большое.

— Не за что, не за что.

— Вот сюда, сэр. Миссис Стиптоу в гостиной. И они пошли туда, оживленно болтая.

Миссис Стиптоу сидела в гостиной не потому, что решила отдохнуть. Впервые после приезда она давала бал и собиралась проверить список гостей, ибо ее томило чувство, что она может упустить какую-нибудь фею Карабос.[38]

Когда Чибнел негромко сказал: «Мистер Уэзерби», она поняла, что чутье знает свое дело. Среди гостей на «У» такого человека не было, в то время как безукоризненный вид и безупречные манеры свидетельствовали о том, что он есть.

Она была слишком сильной натурой, чтобы задрожать, но голос ее чуть-чуть подрагивал, когда она проговорила:

— О, как я рада! Здравствуйте, мой дорогой.

— Здравствуйте, — откликнулся таинственный Уэзерби.

— Прелестная погода!

— Просто дивная.

— Присаживайтесь. Спасибо, что нашли время.

Гость присел. Хозяйка поняла, что разговор будет нелегким.

— Откуда вы сейчас? — спросила она, предполагая что-нибудь выведать.

— Из Лондона.

— Вот как?

Они помолчали. Джос огляделся, любуясь уютом и роскошью, и подумал: «Да, здесь жить можно», еще не догадавшись, что лакеи в гостиных не живут.

— Жарко в городе, — снова начала хозяйка.

— Не без того.

— Хорошо выбраться за город!

— Куда уж лучше.

— Какие места вы особенно любите?

— Абсолютно все. Это же Коро![39]

— Простите?

— Вот, на стене.

Джос встал. Хозяйка растерянно сказала:

— Да?

— Да. Итальянский период. Какая легкость! Сколько воздуха!

— Да?

— Да. А композиция? Спокойно, сильно, но не броско. Нет, не броско. Цветовая гамма…