Джейн недоуменно спросила:
— Как же вы поняли, что это я?
— Узнал ваш голос.
— Узнали голос? — удивилась Джейн. — После пяти слов по телефону?
— Достало бы и одного, — сказал Билл. Он уже переборол первое смущение, и к нему вернулась всегдашняя обходительность. — Это чудный, удивительный голос, единственный в своем роде, незабываемый, журчащий, как лесной ручей, полный музыки сфер. Когда вы попросили этого мальчика прислать вам метрдотеля, мне послышались серебряные колокольчики над морем сумрачным в стране забвенной.
— Простите, где?
— В стране забвенной. Это не я. Китс.
— Вот как. Здорово, правда?
— Да уж куда лучше.
Джейн внезапно оробела. Обычно она держала пылких юнцов на безопасном расстоянии и забеспокоилась, не пора ли прибегнуть к этой тактике. Многие молодые люди говорили ей комплименты, но никогда — с такой лихорадочной страстностью. Вроде бы, этот человек говорит прямо от сердца. И какой начитанный! Китс все-таки. Но тут ей вспомнилось другое словцо дяди Джорджа. «Когда тебе начинают читать стихи, — предупреждал он, — держи ухо востро».
Смутило ее то, что ей совсем не хотелось как бы то ни было держать ухо. Ее тянуло к человеку, так внезапно ворвавшемуся в ее жизнь и уже несколько минут смотревшему на нее с нескрываемым восторгом мальчишки, перед которым поставили полную миску мороженого. Ей нравились его глаза, на удивление дружеские и честные. Ей нравилось в нем все… и гораздо сильнее, упрекала совесть, чем приличествует невесте. Невестам, напоминала совесть, положено так замирать лишь в присутствии жениха. То, что этот рыжий человек, которого она видом не видывала пять минут назад, вызывает у нее такое чувство, будто она парит в розовом облаке, решительно никуда не годится, замечала совесть в своем неприятном духе.
Сознавая, что совесть права, эмоциональный накал разговора следует остудить, Джейн обратилась к более безопасной теме.
— Вы едете сегодня в Шипли-холл смотреть дядины картины? — сказала она. — Завидую вам. Там очень хорошо, особенно весной. Я так по нему скучаю.
— Вы давно там не были?
— Много лет.
— Вы бывали там в детстве?
— Да, я там жила.
Билл восторженно зажмурился.
— Как чудесно будет увидеть комнаты и уголки, по которым вы бродили! — произнес он. — Я буду чувствовать себя на святой земле.
Джейн поняла, что эта тема не такая уж безопасная, и решила испробовать другую.
— Что-то метрдотель не идет, — сказала она.
Билл собирался говорить много и долго. Он сморгнул, как будто выскочил на улицу и с разгону впечатался в фонарный столб. Нет, какие метрдотели?! Но что поделаешь… Значит, так тому и быть.
— Ах да, вы хотите его видеть!
— Ни капельки, но, к сожалению, должна.
— Что случилось?
— Я не могу заплатить по счету.
— Потеряли кошелек?
— Кошелек при мне, но в нем ничего нет. Хотите выслушать мою скорбную повесть?
— Я весь внимание.
— Мой дядя пригласил меня выпить кофе…
— У Нэнси Митфорд говорят «кофею», но продолжайте.
— Мы договорились, что он заглянет в клуб, а в час мы встретимся у ресторана и вместе выпьем кофею за его счет. Когда в половине второго он не появился, я не выдержала. Зашла и сама заказала.
— Не обращая внимания на цены в правом столбце?
— Решительно. Я думала, все уладится, когда он придет, а он так и не пришел. Я знаю, что случилось. Он заговорился с ребятами, как он их называет, и забыл про меня.
— Рассеянный?
— Не то чтобы рассеянный, скорее увлекающийся. Вероятно, обсуждает сейчас апостольское преемство в абиссинской церкви. А может, рассказывает, почему борзые называются борзыми. Прочел вчера в газете и очень взволновался.
— А почему?
— Потому что они очень борзо бегают. И знаете, за кем? За барсуками.
— Я думал, они бегают за электрическим зайцем.
— Когда не могут раздобыть барсука. Ладно, как бы они ни проводили время, факт остается фактом. У меня нет ни пенни. Вернее, ни двух фунтов пяти.
— Думаете, вы настолько наели?
— Примерно. Я немножко дала себе волю…
— И правильно сделали. Жалок, кто не веселился, а молодость дается лишь однажды, частенько говорю я. Тогда все замечательно. Два фунта пять шиллингов у меня найдутся.
— У вас? Но вы же не можете заплатить за мой кофе.
— Конечно я могу заплатить за ваш кофий. Кто мне помешает?
— Только не я. Вы спасли мне жизнь.
Перед ними материализовалась дородная фигура метрдотеля. Билл взглянул на него свысока.