— Ну, — сказал лорд Аффенхем, — вот, пожалуйста. Voila! Э? Я сказал: «Вуаля!» Не дури, конечно расслышала. Вермишель, Устрицы, Антрекот…
Билл не выдержал.
— Дайте мне.
— Да, забыл. Джейн, не отключайся. Тут с тобой хотят поговорить.
Билл выхватил трубку, и лорд Аффенхем сказал ему:
— Выбирайте слова, мой мальчик, не огорошьте ее.
— Не огорошу. Джейн? Это Билл. Послушайте, Джейн, это важно. Согласны вы стать моей женой?
— Вот этого я и боялся, — сказал лорд Аффенхем, неодобрительно качая головой. — Помню, старикан читал мне в детстве стихи. Про такого Альфонсо и такую, знаете, Эмилию. Как там? Ведь наизусть помнил. Ах, да: «Альфонсо, что был горд и тверд, и тот еще нахал, восстал и этой та-ра-ра Эмилии сказал…»
Билл положил трубку. Вид у него был оторопелый.
— Моею будешь и привет, скажи одно лишь слово. — О, да, — Эмилия в ответ, — готова, как корова. — Он пристально вгляделся в Биллово лицо. — По вашему выражению я заключаю, что Джейн ответила иначе?
— Ничего она не ответила. Поперхнулась и повесила трубку.
Лорд Аффенхем мудро кивнул. В его молодости девушки частенько, поперхнувшись, вешали трубку, и это ничего хорошего не сулило.
— Я говорил, не огорошьте. Видите, что получилось? Она решила, что вы ее разыгрываете.
— Разыгрываю?
— Подкалываете. Поднимаете на смех. А что бы вы подумали, будь вы девушка, и тип, которого вы еле знаете, высунул бы голову и крикнул: «Ты! Давай поженимся!»? Никакого такта, никаких предисловий, раз-два, словно на чай с бутербродами пригласил.
Насколько осмотрительней, подумал лорд Аффенхем, ведет себя в подобных обстоятельствах самец большой индийской дрофы! Как сообщают «Чудеса пернатого мира», почувствовав к самке этой дрофы нечто большее, чем простая дружба, он не орет по телефону, но распушает хвостовые перья, раздувает грудь и прячет в нее усы, выказывая тем самым и такт, и здравомыслие. Лорд Аффенхем уже собирался пересказать это Биллу, когда тот заговорил сам.
— Думаете, я поторопился?
— Мне так показалось. Билл задумался.
— Да, наверное. А мне и в голову не пришло.
— Вообще, не делайте предложения по телефону. Помню, в 1920 влюбился я в одну девушку, Дорис ее звали. Звоню ей и говорю: «Я тебя люблю, люблю, люблю. Пойдешь за меня замуж?», а она отвечает: «А то как же. Конечно, пойду».
— Значит, все хорошо?
— Куда там! Я перепутал номера и позвонил не Дорис, а Констанс, которую на дух не переносил. Еле выкрутился.
— Мне тоже надо выкручиваться. Садитесь в машину, едем к вам. Я все ей объясню.
— Ее не будет дома. Она собралась к подруге, а вы знаете, что бывает, когда встречаются девушки старой школы. Вернется не раньше полуночи.
— Мне надо ее увидеть.
— Приезжайте завтра. К семи. Смокинг можете не надевать. Билл одобрительно взглянул на виконта. Возможно, он и чудаковат, но его посещают на удивление удачные мысли.
— Приеду. Спасибо огромное.
— Обещаю вам прекрасный ужин. Джейн стряпает — пальчики оближешь.
— Она еще и стряпает?
— Должны бы знать. Она готовила ужин Твайну, ну, когда вы приезжали. Ведь вкусно было?
— Еще бы! Я только сегодня утром кому-то говорил. А почему ее вдруг понесло готовить Твайну?
— Она с ним помолвлена.
— Помолвлена? Что вы хотите сказать?
— В каком смысле?
— Она собирается за него замуж?
— Говорит, что да.
В ранней юности, занимаясь боксом, Биллу несколько раз случалось угодить челюстью в то самое место, куда противник угодил кулаком, и возникало странное впечатление, будто верхняя часть черепа резко отделилась от нижней. Сейчас он испытывал нечто сходное. Он зашатался и упал бы, если бы во что-то не вцепился. Это оказался локоть лорда Аффенхема, который (лорд, а не локоть) издал тот же звук, что недавно, в саду Мирной Гавани.
Билл еще не очухался.
— Ой, извините, — сказал он. — Я вас придавил?
— Как тонна кирпичей. Зверская боль. Что стряслось? Голова кружится?
— Нет, все в порядке. Я просто немного опешил.
— Еще бы! Я тоже опешил, когда она мне сказала. Сижу я утречком, решаю загадку, тут она врывается и спокойненько так, словно камбала на льду, объявляет, что выйдет за Стэнхоупа Твайна. Я прямо ошалел. «Что? — говорю. — За это кошмарище? Ты шутишь». Но нет. Уперлась, и ни в какую.
Билл стоял, погруженный в свои мысли, и лорд Аффенхем вздохнул.
— Не скрою, у меня чуть сердце не лопнуло ко всем чертям. Нет, вы послушайте: Твайн!
— Я вас понимаю.