Важнейшим косвенным результатом Реформации в конечном счете стало утверждение идеи веротерпимости, имеющей общие корни с ренессансным свободомыслием и для средневековой Европы чуждой. Благодаря религиозным коллоквиумам и соглашениям выработалось, пока в зачаточном виде, понимание необходимости считаться с чужим мнением. Правда, зачастую внешняя веротерпимость на деле сводилась к ограниченному допущению других культов в силу тех или иных причин (сосуществования разных этносов, пограничного положения) при господстве главной конфессии. Такая ситуация имела место в Польше, Венгрии, Османской империи. На Востоке относительно мирное сосуществование разных вер, например буддизма, конфуцианства и даосизма в Китае, имело более древние традиции. Но и здесь проявления государственной веротерпимости и поисков синтеза, такие как в Индии в правление султана Акбара, встречались чересчур редко, чтобы можно было увидеть в них общую закономерность.
ЭКОНОМИЧЕСКОЕ
Для понимания собственно экономических процессов, как это ни парадоксально, нужно отталкиваться от тех изменений, которые происходили в ментальности.
На рубеже Средних веков и Нового времени наметилось доминирование парадигмы постоянного роста и постоянного обновления. Чтобы началось развитие производства, необходимо утверждение в умах этих парадигм. Можно сослаться на заложенную в природе человека тягу к накоплению или его инстинктивную любознательность, но для того, чтобы эти потребности привели к появлению современной экономики, они должны оформиться в некие коллективные ментальные тренды. В то же время для этого нужны, разумеется, и особое стечение обстоятельств, и определенные предпосылки, в том числе и чисто материальные.
В нашем случае это было наличие в Европе некоторого количества независимых государств, конкурирующих между собой, но и объединенных общим культурным, или цивилизационным багажом, не в последнюю очередь христианским, т. е. средневековым и античным. Христианское общество с подозрением относилось к богатству, которое считалось терпимым в силу несовершенства земной жизни. Перенос интереса на земной мир способствовал легитимации идеала накопления, но одновременно и революций ради «справедливого» передела собственности.
Схему дальнейшего развития экономики можно также строить на противопоставлении различных путей и взглядов, определявших ее состояние. Все они так или иначе связаны между собой: противостояние натурального хозяйства и рыночного клонится в рассматриваемый период к явному перевесу последнего, альтернатива свободы торговли и стремления управлять процессом выливается в последующие столетия в борьбу экономического либерализма и протекционизма (в рассматриваемый период — меркантилизма), баланс вещных и виртуальных средств обмена изменяется в сторону торжества кредитной экономики. Она обеспечивает рост производства, финансовые инвестиции, диверсификацию отраслей, преобладание предложения над спросом. Вместе с тем она несет с собой инфляцию как условие развития, финансовые спекуляции, банкротства и периодические кризисы. Зарождение новых кредитных отношений имело для Нового времени не меньшее значение, чем открытие Америки (эта параллель сходится в одну линию, если вспомнить о будущей роли доллара как мировой валюты и об участии генуэзского банка Сан-Джорджо в финансировании экспедиции Колумба).
Уже упомянутый меркантилизм был не столько теоретическим оправданием, сколько первой реакцией на этот процесс, стремлением общества в лице государственной власти придать ему управляемость. Желание накапливать деньги (внутри государства) отражает одну сторону рыночной экономики, традиционную, и для того периода оправдывается еще и тем, что деньги не стали в полной мере условной ценностью, они (драгоценные металлы) сохраняли характер реальной ценности, гарантируемой одинаково для всех природой. Другая сторона, выражаемая тем, что деньги должны работать, продаваться, крутиться, чтобы приносить доход, связана больше с их виртуальной спецификой и противоречит наличию всевозможных границ и барьеров, в перспективе она ведет к «глобализации».
Противоречивость и переходность раннего Нового времени ярко проявилась в феномене продажи должностей, о котором говорилось выше. Государство, одной из функций которого является перераспределение доходов, должно как-то и себя обеспечивать. В Средние века доходы человека были привязаны к его месту на общественной лестнице, человек тесно срастался с местом, но отсюда вытекала и возможность отчуждения, распоряжения им как имуществом — это явление того же порядка, что и продажа целых провинций и графств. Было понимание несовместимости службы обществу, как и Богу, с корыстью, извлечением доходов, однако симония больше всего процветала в Риме, что и стало одним из поводов к Реформации.
Во многих странах, особенно на Востоке, место и титул (например, заминдара в Индии) можно было продавать; наличие должности предполагало получение официальных подарков от просителей не только в России, но
и, например, в Англии. В конце Средневековья, таким образом, возникают элементы рыночно-правовых отношений, торговли властью, правом как собственностью. Вместе с тем было понятно, что правосудием нельзя торговать и что правовые полномочия требуют наличия некоторых знаний. Отсюда требование специальных знаний у чиновников — в Китае, где они должны были сдавать экзамены, в какой-то степени и во Франции, где делались попытки оформить существующую практику продажи и законодательно. В последнем случае покупка должности могла преследовать как цели престижа, так и получение доходов, своего рода инвестиция капитала в собственность, приносящую постоянный и относительно гарантированный доход. Со стороны государства это выглядело как род займа, погашаемого должностным жалованьем, почти разновидность рент, получивших в этот период во Франции чрезвычайное распространение.
В общем, попытки легализации продажи должностей служат одним из подтверждений того, что при власти находятся чаще не самые мудрые, образованные и достойные люди («меритократия»), а самые богатые, влиятельные и изворотливые. Первые только служат вторым, как в Китае XVII в., где захватившие власть маньчжуры использовали образованных чиновников в качестве хранителей государственной традиции.
Впрочем, мир накануне Нового времени, конечно, не мог являть собой царство социальной справедливости, смутное представление о которой только начинало приобретать определенные очертания в трудах авторов утопий.
«ВОЕННАЯ РЕВОЛЮЦИЯ» XVI–XVII ВЕКОВ
На рубеже Средневековья и раннего Нового времени в Европе в условиях экономического подъема и глубоких общественно-политических перемен (становление национальных государств, усиление центральной власти, борьба держав за сферы влияния и т. д.) происходит переворот в военной области. Термин «военная революция», выдвинутый британским историком М. Робертсом в 1955 г., был воспринят, уточнен и обоснован многими учеными. Правда, ввиду длительности, неравномерности и обширной географии этого явления, которое нельзя ограничить двумя столетиями, иногда предпочитают вести речь об эволюции.
В XVI–XVII вв. вооруженные конфликты становятся более продолжительными, ожесточенными и кровопролитными, чем прежде, приобретают огромный территориальный размах (Итальянские войны, 1494–1559; Ливонская война, 1558–1583; Тридцатилетняя война, 1618–1648; «Потоп» Речи Посполитой и Северные войны, 1648–1667, и др.). Соперничество стран и альянсов выходит далеко за пределы континента и охватывает почти весь мир в связи с образованием колониальных империй (Португалия, Испания, затем Нидерланды, Великобритания, Франция). Многие блестящие полководцы этой эпохи — Гонсало Фернандес де Кордова, Мориц Нассауский, Альбрехт фон Валленштейн, Густав II Адольф, Оливер Кромвель, Раймондо Монтекукколи, Анри Тюренн, Фридрих Вильгельм Бранденбургский, Ян Собеский и др. — не только прославились своими победами, но и внесли вклад во всесторонние военные реформы. Повсюду внедрялись и быстро перенимались военно-технические находки, новые виды вооружений, способы ведения боя, формы войсковой организации.
В Европе были созданы постоянные профессиональные армии, которые получили регулярную структуру, вели систематическую боевую подготовку и состояли на полном содержании государства, что многократно увеличило военные бюджеты и расходы. Наряду с традиционным, по-прежнему многочисленным наемным корпусом (немцы, швейцарцы, шотландцы и др.), все больший удельный вес получали части, вербовавшиеся по национальному признаку.