Тимур использовал и идею джихада: упрекал соперников в терпимости к неверным, был беспощаден к несторианам, порой, взяв город штурмом, вырезал иноверцев, сохраняя жизнь мусульманам. Он чтил мусульманский закон выше Ясы Чингисхана, построил великолепные мечети в Самарканде. Его сын Шахрух снаряжал пышный махмаль в Мекку, а внук Улугбек погиб во время хаджа. Под влиянием суфизма находился и праправнук Тимура, правитель Герата и поэт-мистик Хуссейн Байкара, который возвел «Голубую мечеть» Мазари-Шариф на месте новообретенной могилы праведного халифа Али, превратив Хорасан в центр паломничества.
Ни Тимур, ни его потомки не хотели, да и не могли отказаться от кочевых традиций, а эти традиции плохо совмещались с исламом. С точки зрения правоверных мусульман, кочевники отводили женщинам слишком высокую роль, на пирах ханов вино лилось рекой, в войске поддерживались традиции шаманизма. Сколь ни почитали тимуриды Мекку, их основные помыслы были устремлены в кыпчакские степи, где наследники Чингисхана мерились силами на пространстве от Алтая до Волги. Биография тимурида включала в себя казаклик — обязательный период странствий в Степи, период войн и разбоя. Даже утонченный поэт Хуссейн Байкара участвовал в борьбе между наследниками Золотой Орды. Кочевники настороженно относились к городской культуре покоренного населения. «В городе даже турецкая собака лает по-персидски», — гласила тюркская пословица, предостерегавшая от утраты кочевой удали. Тимур, наставляя своего наместника в Западном Иране, велел опасаться не султана Ахмеда из рода монголов, которого «таджики сделали своим», а «Кара-Юсуфа, ибо он туркмен», настоящий кочевник.
Ираноязычное население не менее враждебно относилось к тюркской власти. Сопротивление носило в основном религиозный характер. Большое распространение получило движение махдизма, шиитских орденов, ожидавших прихода 12-го имама. Тайные общества сарбадаров («висельников»), провозглашая восстановление истинных исламских порядков, выступали против грабежей и неканоничных поборов и могли временно контролировать целые области. Одно из таких «государств» просуществовало в Хорасане более 40 лет. Тимур в борьбе с соперниками вступил в союз с сарбадарами Самарканда, но истреблял их в Иране.
На территории Мавераннахра Тимур установил тесный союз с местными горожанами, из их среды формировались вспомогательные отряды пеших воинов, брались кадры для управленческого аппарата. Постоянные войны были необходимы хотя бы для того, чтобы воины-кочевники не грабили свое население, довольствуясь добычей. При этом целью походов Тимура было и восстановление контроля над Великим шелковым путем на максимальной его протяженности. Для этого он устранял конкурентов (был ослаблен Хорезм), стремился блокировать альтернативные маршруты (прежде всего северный путь через кыпчакскую степь до итальянских факторий на Черном море).
Создать прочную континентальную державу тимуридам не удалось. В течение века они удерживали под своей властью лишь Мавераннахр и Хорасан. Военные держания быстро превращались в наследственные владения, пользующиеся правами иммунитета (тарханы). Но в оазисах Хорасана и некоторых областях Мавераннахра удавалось организовать более стабильное налогообложение.
Происходил и культурный синтез. Неформальным влиянием на тимуридов пользовался суфийский орден (тарикат) Накшбанди с центром в Бухаре. В Герате соученик Байкары по медресе поэт Алишер Навои, став визирем, способствовал превращению Герата в столицу «тимуридского ренессанса», привлекая лучших поэтов, художников, каллиграфов и архитекторов. В поэмах, составленных не только на фарси, но и на чагатайском языке, Навои выражал суфийские идеи, пытаясь обосновать достоинство тюркского языка как языка культуры.
Как бы далеко ни зашло развитие исламской культуры, тимуриды оставались верны тюркской политической концепции. Страна считалась коллективной собственностью ханского рода, и каждая смена власти сопровождалась междоусобицами. Такие войны в начале XVI в. привели к тому, что Мавераннахр был завоеван кочевниками-узбеками Шейбани-хана. Попытки молодого хана Ферганы, Бабура, отвоевать Самарканд не увенчались успехом, и он вынужден был покинуть родные места. В 1506 г. после смерти Хуссейна Байкары узбеки завоевали и Герат.
Было ли это проявлением «закона Ибн Халдуна», согласно которому варвары-завоеватели, бедные, но обладающие асабией (воинской сплоченностью и способностью жертвовать собой ради общей цели), завоевав богатую страну, привыкнув к роскоши, теряют боевые качества, заботясь лишь о своем благе, притесняя народ, пока не приходят новые варвары-завоеватели? «Почти сто сорок лет столичный город Самарканд принадлежал нашему дому, неизвестно откуда взявшийся чужак и враг пришел и захватил его!» — сокрушался Бабур, подтверждая, казалось бы, теорию Ибн Халдуна. Но чингизид Шейбани-хан, поэт мистического толка, утонченный книжник, не был неизвестным чужаком. В Мавераннахре он сразу приступил к строительству новых медресе, а его двор стал прибежищем суннитских ученых, бежавших из Ирана, захваченного шиитами. Защита суннизма стала прочной базой нового государства. И когда Бабур, получив помощь сефевидов, попытался отвоевать страну, против него поднялся народ, не желавший попасть под власть «еретиков». А сам Бабур, воспитанный в придворной роскоши, не походил на изнеженного аристократа. С горсткой воинов он сумел завоевать Афганистан и Северную Индию. Обращаясь к историческому опыту тимуридов, он заложил основы невиданного ранее государства, прекрасно организованного, с высоким уровнем веротерпимости, поощрявшего искусство, реагирующего на вызовы товарно-денежных отношений. В этом смысле опыт тимуридов не пропал даром.
Согласно китайской поговорке, «у варваров не бывает удачи, которая длилась бы сто лет». Ибн Халдун говорил о 90-летних циклах. Государственные образования тюрок в Западном Иране были менее долговечны. Конфедерации тюркских племен, обитавших в Восточной Анатолии и Северном Ираке: союзы Кара-Коюнлу («Черный баран») и Ак-Коюнлу («Белый баран»), названные так по изображениям на своих знаменах, заполнили вакуум власти, образовавшейся после нашествия Тимура. Сам Тимур высоко оценивал вождя Кара-Коюнлу Кара-Юсуфа и его воинов. С воинами Тимура их роднило тюркское происхождение, полукочевой образ жизни, схожие мир ценностей и система родства. Но в отличие от чагатайцев их предки-огузы давно оторвались от кочевой прародины, у них было меньше людских ресурсов, что заставляло постоянно искать союзников и покровителей в лице то египетского султана, то османов, то тимуридов. Долгий исторический опыт выработал умение налаживать сотрудничество с иранцами, арабами, курдами и христианами.
Туркмен Ак-Коюнлу. Миниатюра конца XV в. Музей Дворца Топкапы, Стамбул
Кара-Юсуф объединил под своей властью территорию Ирака, Западного Ирана, Армении, сделав столицей Тебриз. Его сыну Джахан-шаху за годы долгого правления (1431–1467) удалось создать государство внушительных размеров, от Шираза до Грузии, и договориться с тимуридами о разделе Ирана, оставив пустыню Деште-Кевир нейтральной территорией. В отличие от своего отца, «настоящего тюрка», Джахан-шах был покровителем искусств (красотой мечетей и медресе Тебриз соперничал с Самаркандом) и писал стихи, в которых ощущалось влияние хуруфитов, секты, искавшей мистический смысл в символике букв и чисел Корана (что не помешало ему казнить 500 хуруфитов в Тебризе). В последние годы жизни он столкнулся с мятежами сыновей, один из которых заручился поддержкой союза Ак-Коюнлу, в результате захватившего власть.
Правитель Ак-Коюнлу Узун-Хасан занял Тебриз и присоединил к землям своего предшественника верховья Тигра и часть Восточной Анатолии. Он присвоил титул султана и неоднократно отправлял махмаль в Мекку с караваном иракских паломников. Объявив себя борцом за веру, Узун-Хасан вел войны с Грузией, что не мешало ему поддерживать Трапезундскую империю, пока она не была завоевана османами. Осознав опасность со стороны победоносного Мехмеда II, Узун-Хасан пытался создать широкую антиосманскую коалицию, в которую вошла Венеция, Венгрия, Кипр и другие государства Запада. Вел он переговоры и с Иваном III. Европейские послы составили несколько описаний блистательного султанского двора и богатств Тебриза, куда стекались послы и товары из самых далеких стран; султан индийского государства Бахманидов даже направил ему жирафа. Мудрость Узун-Хасана отмечал гератский поэт-суфий Джами, посвятивший ему поэму «Саламан и Абсаль», где, впрочем, предупреждал султана о губительности пьянства для разума. Верный тюркским дружинным традициям Узун-Хасан от вина отказаться не мог, но разум ему не изменял. Испытав на себе огневую мощь османской армии, он стремился при помощи венецианцев запастись огнестрельным оружием; убедившись в эффективности османского управления, подражая Мехмеду II, издал «Книгу законов» (Канун-намэ), где установил максимальные размеры налогов и тарифов. Оценив прочность турецкой системы военных держаний, он затевает подготовку кадастра, чтобы вернуть казне доходы и обеспечить несение службы с военных наделов. Так правители Ак-Коюнлу пытались лишить льгот многие тарханы и вакуфные земли, что вызывало недовольство тюркской знати — беков, инициировавших дворцовые перевороты.