Гаврила встал, не переставая наблюдать за гостем.
— Дров у меня нет.
— Какие еще тебе дрова! Сбегай на реку, мало там щепок валяется? Да поживей!
— А на что мне это? — заупрямился было мальчик.
— Уж я скажу на что! Ну, валяй за щепками, слышишь?
Гаврила пожал плечами и полез под печку, где лежали сложенные дрова.
— Ну, вот видишь, и дрова нашлись. Меня, братец, не надуешь… Поесть тоже найдется?
Сидя на корточках перед печью, мальчонка с насмешливой улыбкой обернулся к нему:
— Как не быть? Есть. Только бы брюхо не лопнуло с той еды.
— Ну вот… А хлеба с колбасой ты бы поел?
Гаврила недоверчиво поглядел на него, но тот уже вытаскивал из рюкзака темную ковригу хлеба и кусок покрытой белой плесенью колбасы.
— Эх, и грязи же тут, — ворчал он, с отвращением рассматривая стол. — Сто лет, наверно, не мыт?
— А на что его мыть?
— Разумеется… Дай по крайней мере какую-нибудь тряпку, стереть с него.
Гаврила лениво подошел, стащил с головы дырявую шапку и раза два махнул ею по столу.
— Эх ты, троглодит.
— Что?
— Нет, нет, это я так сказал. Заграничное такое, понимаешь, словечко. Не здешнее.
— Слышу, что не здешнее.
— Да ты, оказывается, гораздо сообразительней, чем кажешься на первый взгляд.
Гаврила потерял обычную самоуверенность: чужой сидел на лавке, как у себя дома, и разговаривал не переставая, тоже словно с самим собой. Он резал кружочками колбасу и разделил хлеб на две части.
— Ешь! Колбаса как камень, ну, да ничего — разжуешь как-нибудь. Ну, как?
Мальчик только головой кивнул: рот у него был набит хлебом.
— Вот видишь. Хорошо бы чаю, но как назло… весь вышел. Воду поставил? Ладно. Ноги чертовски сопрели, надо отмочить. А потом возьмешься за уборку.
— Как? — не понял Гаврила.
— За уборку, говорю. Гигиена, понимаешь, и так далее… Подмести пол, повыбрасывать эту мерзость… Эта солома, наверно, тут уже целый век лежит?
— А кто ее знает, сколько она тут лежит.
— Вот видишь. А теперь все пойдет, как по часам. Сам себя скоро не узнаешь.
Гаврила перестал жевать хлеб и беспокойно посмотрел на гостя. К чему все это клонится?
— Дороги здесь никакой поблизости нет?
— Дороги? Нет дороги… Здесь река.
— Это-то я вижу, успел, представь, заметить, что река… Пароходы, разумеется, не ходят?
— Пароходы?.. — протянул Гаврила. — Ходили раньше. Но тоже, как когда.
— Ага, раньше, говоришь…
Он разматывал портянки, внимательно рассматривая грязные, израненные ноги.
— Заходит сюда кто?
— Кому сюда заходить? Разве за рыбой когда. Да и то редко. Сюда далеко, — сказал Гаврила, и вдруг ему стало страшно. К чему клонятся эти вопросы? Вот обернется вдруг да как даст по башке, и поминай как звали… Он успел заметить желтую новенькую кобуру, когда гость вынимал хлеб из мешка.
Но тот пока что, видимо, не замышлял никакого злодейства. Он разглядывал грязную хату.
— Таза у тебя здесь, конечно, нет?
— Таза нет. Есть лохань.
— Давай ее сюда. Пусть будет лохань.
Мальчик вышел в сени и притащил оттуда почерневшую старую лохань.
— Ну вот. Теперь налей воды. Вот это я понимаю, роскошь! Ух, как щиплет…
Из лохани валил пар. Гость, охая и морщась, осторожно ставил ноги в воду.
— Подлей-ка холодной. И подложи дров в печку. Ног я, видишь ли, не мыл… Постой, сколько же это будет? Месяц, наверно, ну да. А ты когда-нибудь моешь ноги?
Гаврила шмыгнул носом:
— Случается…
Чужой поднял на мальчика веселые глаза:
— Случается, говоришь… Эх ты… Отец есть?
— Нет.
— Правильно. К чему он, отец? Рыба здесь есть? — вдруг без всякого перехода спросил он.
— Есть.
— Ну вот. Условия прямо идеальные. Понимаешь?
— Что мне понимать?
— Ничего, так это.
Гаврила внимательно смотрел, как гость перевязывает себе ноги, смазав их вазелином, который достал из мешка. Он долго раздумывал и, наконец, решился:
— А сами вы откуда?
— Я? Издалека, можно сказать. Точнее определить пункт в данный момент было бы трудно. Но я полагаю, что это не так уж существенно для твоего счастья, а?
Мальчик пожал плечами и далеко сплюнул сквозь зубы на черные доски пола.
— А ты не плюйся. Культура прежде всего. Как сожителю, тебе надо немного цивилизоваться. Вши есть?
Гаврила обиделся:
— Какие там вши! Они тут не водятся.
— Ага, не водятся, говоришь… Ну, это большая удача.
Он встал и потянулся. За окном уже смеркалось. Только на воде еще поблескивали розовые и золотые отсветы. Начинали подыматься седые пряди тумана.
— Эх, черт бы все побрал, будто на краю света… Ну, пора спать. Как ты полагаешь?
— Рано еще.
— Какое там рано! Дай только соломы посвежее, от этой воняет.
Гаврила взобрался на чердак и сердито сбросил оттуда охапку сена.
— Ну, видишь, и сено есть! Оказывается, все есть. Комфортабельно оборудованный отель.
Он постлал себе под окном, положил под голову мешок и моментально уснул. Гаврила еще долго ворочался на своей постели, но, наконец, сон сморил и его.
Он проснулся на рассвете. Гость еще спал. Мальчик взял в углу удочку и пошел на реку.
Когда он возвращался с нанизанными на тонкую тростинку окунями, из дома донеслись голоса. Он ускорил шаги.
В хате сидели уже трое: вчерашний высокий и двое новых. Один низенький, коренастый, другой молодой, худощавый. Оба загорелые, оба в изношенной, порванной одежде.
— А вот и хозяин! — весело окликнул его высокий. — Отель, как видишь, пользуется успехом. Прибыли новые постояльцы.
— Мне-то что, — пробормотал Гаврила.
— Не слишком-то ты любезен. Ну, ничего, понемножку привыкнешь держать себя в обществе.
Мальчик, разглядывая пришельцев, сразу сообразил, что это не случайная встреча. Все они, видимо, давно знали друг друга.
— Ну, а ты чего так смотришь? Гости как гости. Рыбу будем варить?
— Мелкота! — сказал коренастый, с отвращением глядя на свешивающихся с тростинки окуней.
— Ну, Генек, тебе сразу кита подавай! Увидишь, какой суп я из этого приготовлю, пальчики оближешь! Ну, где нож? Давай чистить!
Гаврила с неудовольствием смотрел, как гости чистят рыбу. На него они не обращали ни малейшего внимания, разговаривая между собой.
— Место в самом деле прямо-таки фантастическое… Как ты его выкопал?
— Я как-то плыл мимо на байдарке, теперь вспомнилось. Совершенная пустыня, дорог — никаких.
Высокий оглянулся на Гаврилу:
— Ну, хозяин, хватит сложа руки сидеть. Чисть рыбу! Нам тут надо кое-чем заняться.
К собственному удивлению, Гаврила послушался. Он взял нож и принялся соскребать острую, глубоко сидящую в рыбьей коже чешую. Гости тем временем достали карту и разложили ее на столе.
— Вот здесь. За этой излучиной Стыри. Здесь Припять.
— В самом деле, ни одного поселка кругом.
— Постой, это какой город?
— Пинск, разумеется. А там Луцк. А мы точнехонько здесь, — показывал высокий, постукивая пальцем по карте.
— Заблудиться невозможно, — заметил коренастый.
— Да я вовсе и не беспокоюсь, что их еще нет. Явятся! Опять-таки дорога не из лучших…
— Да, только мы все здесь передохнем с голоду.
— Вздор. Рыба есть, а чего тебе еще надо? Да и ненадолго.
— А черт его знает.
— Ну, не беспокойся. Вся эта история кончится еще до зимы.
— Если бы хоть радио…
— Сообразим и насчет радио.
Гаврила ожесточенно чистил окуней и жадно ловил каждое слово. Кто они такие, чего им здесь нужно? Хотя в конце концов ему-то какое дело! Мало ли народу ночевало в хате и прежде? Поживут и уйдут. Вот только этот высокий считает его вроде как своей собственностью.
— Послушай, братец, как там с рыбой? Растопи печку, есть хочется.
Гаврила огрызнулся:
— Топи и топи. Откуда я столько дров возьму?
— Не беспокойся, найдутся и дрова. Все будет. Надо только энергично браться за дело, понимаешь?