Троица
(Апокриф)
А дорога полна ромашек.
— А куда ты идешь, монашек?
Что ты делаешь у стогов?
— Я молюсь и малюю богов!
— Нешто боги идут по дороге?
Нешто нет им иного жилья?
Вон пророк-то, он прячется в тучи,
Он сегодня такой сверкучий,
В гневе нынче на что-то Илья!
Туча надвое раскололась.
Выбил пыль из дороги град.
Дрогнул на поле тонкий колос,
Баба крестится:
— Свят! Свят! Свят!
А монашек накрылся рогожею.
Не в обиде он, что промок.
Он сияет и светится: — Дожили
Мы до дождичка. Дай-то бог!
Ловит ртом он косые дождинки,
Ливень моет ему лицо.
А в ладонях, как в теплой ложбинке,
Образуется озерцо.
А земля напилась и насытилась,
Дышит каждая борозда.
Стройно тянется в небо растительность,
В бочагах вьет воронки вода.
Вольно иноку дышится на поле,
Надо двигаться, надо вставать.
Вот и чибисы где-то заплакали,
Стали родичей опознавать.
В самый раз бы пойти за груздями,
Задарма тот лесной товар.
Во Владимире да и в Суздале
Гриб стоит как орда татар.
Ах, какой боровик под ельником!
Что ты колешься так, хвоя?!
Мать-земля, мы с тобою поделимся,
Гриб — мне в сумку, грибница — твоя!
Вот ходи себе да поискивай
Возле пня замечательный груздь.
А еще три березки ветвистые,
Три сестрицы, так вот она Русь!
Три березоньки, три белоствольные,
Свод небесный над ними чист.
Вот откуда оно, божество мое,
Вот откуда рублевская кисть.
«Я в бреду или в полном здравии?»
Так отчетливо видит он
То владимирское златоглавие,
То нежнейшую зелень крон.
Миг один, и ему откроются
Звуки, краски на древний лад,
Образ тихой, затрапезной «Троицы»,
Образ вечности: — Свят! Свят! Свят!
Тихо молится он под елью,
Где дымится горелая гать.
Он торопится: — В келью! В келью! —
Руки просятся: — Нам бы писать!
Вот и поле. Знакомая нива.
Каждый колос топорщит усы.
— Ты куда это так торопливо?! —
Окликают его с полосы.
У дороженьки три березоньки,
Три натруженные жнеи.
На снопы аккуратно положены
Три серпа, как три острых змеи.
Три кувшина платками повязаны,
Это мелочь, а в ней и любовь.
В самый раз караваи порезаны,
Сладок хлеб после долгих трудов.
Как скромна и красива их трапеза.
Три кувшина, и в каждом квасок.
Пуще кваса с окрошкою радует
Володимерский голосок:
— Ты куда это, инок, насмелился?
— А иду себе да брожу.
У меня каждый день — новосельице,
Где присел, там жилье нахожу.
Бог на помощь вам, черноглазые!
— Коли так, дай-то бог и тебе
В добром теле быть, в добром разуме,
Крепость сердцу и свет голове!
Смотрит инок на них, любуется,
Вот где святость и чистота,
Не беда, если в лапти обуется
Чудо-скромность и красота.
На почтительном расстоянии,
Чтобы тружениц не оскорбить,
Он воскликнул: — Над вами сияние! —
Стал в нем ангел тревогу трубить.
Очи застила тьма кромешная,
Кружит голову зной и полынь.
— Что с тобою, созданье безгрешное?
— Вижу! Вижу!.. — Кого?.. — Богинь!
Бабы крестятся. Страшновато.
— Бес ударил в монашье ребро! —
Три жнеи, как три смелых солдата,
Встали рядом, серпы на бедро!