* * *
Жил-был один чудак —Он как-то раз, весной,Сказал чуть-чуть не так —И стал невыездной.
А может, что-то спел не тоПо молодости лет,А может, выпил два по стоС кем выпивать не след.
Он письма отправлял —Простым и заказным,И не подозревал,Что стал невыездным.
Да и не собирался онНа выезд никуда —К друзьям лишь ездил на поклонВ другие города.
На сплетни он махнулСвободною рукой, —Сидел и в ус не дулЧудак невыездной.
С ним вежливы, на вы везде,Без спущенных забрал,Подписку о невыездеНикто с него не брал.
Он в карточной игреНе гнался за игрой —Всегда без козырейИ вечно без одной.
И жил он по пословице:Хоть эта мысль не та —Всё скоро обеззлобитсяИ встанет на места.
И он пером скрипел —То злее, то добрей, —Писал себе и пел.Про всяческих зверей:
Что, мол, сбежал гиппопотамС Египта в Сомали —Хотел обосноваться там,Да высох на мели.
Но строки те прочлисьКому-то поутру —И, видимо, пришлисьС утра не по нутру.
Должно быть, между строк прочли,Что бегемот – не тот,Что Сомали – не Сомали,Что всё наоборот.
Прочли, от сих до всехРазрыв и перерыв,Закрыли это в сейф,И все – на перерыв.
Чудак пил кофе натощак —Такой же заводной, —Но для кого-то был чудакУже невыездной.
… Пришла пора – а тоОн век бы не узнал,Что он совсем не то,За что себя считал.
И, после нескольких атак,В июльский летний знойЕму сказали: «Ты, чудак,Давно невыездной!»
Другой бы, может, и запúл —А он махнул рукой:«Что я, – когда и Пушкин былВсю жизнь невыездной!»
* * *
Как во городе во главном,Как известно – златоглавом,В белокаменных палатах,Знаменитых на весь свет,Выразители эпохи —Лицедеи – скоморохи,У кого дела неплохи, —Собралися на банкет.
Для веселья есть причина:Ну, во-первых – дармовщина,Во-вторых – любой мужчинаМожет даму пригласитьИ, потискав, даму этуПо паркету весть к буфетуИ без денег – по билетуНакормить и напоить.
И стоят в дверном проемеНа великом том приемеНа дежурстве, как на стреме,Тридцать три богатыря, —Им потеха – где шумиха:Там ребята эти лихоКрутят рученьки, но – тихо:Ничего не говоря.
Но ханыга, прощелыга,Забулдыга и сквалыга —От монгольского от игаК нам в наследство перешли, —И они входящим – в спину —Хором, враз: «Даешь Мазину,Дармовую лососинуИ Мишеля Пиколи!»
… В кабаке старинном «Каме»Парень кушал с мужиками, —Все ворочали мозгами —Кто хорош, а кто и плох.А когда кабак закрыли,Все решили: недопили, —И трезвейшего снабдили,Чтоб чего-то приволок.
Парень этот для началаЧуть пошастал у вокзала —Там милиция терзалаСердобольных шоферов, —Он рванул тогда накатомК белокаменным палатам —Прямо в лапы к тем ребятам, —По мосту, что через ров.
Под дверьми все непролазней —Как у лобного на казни,Но толпа побезобразней —Вся колышется, гудёт, —Не прорвешься, хоть ты тресни!Но узнал один ровесник:«Это тот, который – песни, —Пропустите, пусть идет!»
«Не толкайте – не подвинусь!Думал он: а вдруг навыносНе дадут – вот будет минус!..Ах – красотка на пути!Но ‹Ивану› не до крали, —Лишь бы только торговали,Лишь бы дали, лишь бы дали!Время – два без десяти.
У буфета всё нехитро:«Пять “четверок”, два поллитра!Эй, мамаша, что сердита?Сдачи можешь не давать!..»Повернулся – а средь залаКраля эта танцевала:Вся блестела, вся сияла, —Как звезда – ни дать ни взять!
И – упали из-под мышекДве «больших» и пять «малышек»(Жалко, жалко ребятишек —Тех, что бросил он в беде), —И осколки как из ульяРазлетелись – и под стулья.А пред ним мелькала тульяЗолотая на звезде.
Он за воздухом – к балконам, —Поздно! Вырвались со звономИ из сердца по салонамПокатились клапана…И, назло другим принцессам,Та – взглянула с интересом, —Хоть она, писала пресса,Хороша, но холодна.