Том 3. Поэмы 1828-1834

Два брата*

«Ах, брат! ах, брат! стыдись, мой брат! Обеты теплые с мольбами Забыл ли? год тому назад Мы были нежными друзьями… Ты помнишь, помнишь, верно, бой, Когда рубились мы с тобой Против врагов родного края Или, заботы удаляя, С новорожденною зарей Встречали вместе праздник Лады. И что ж? волнение досады, Неугомонная вражда Нас разделили навсегда!..» «Не называй меня как прежде В благополучные года. В те дни, как верил я надежде, Любви и дружбе… Я знавал Волненья сердца дорогие, И очи, очи голубые… Я сердцем девы обладал: Ты у меня его украл!.. Ты завладел моей прекрасной, Ее любовью и красой, Ты обманул меня… ужасно! И посмеялся надо мной». Умолкли. Но еще стоят В душе терзаемы враждою. На каждом светлые блестят Мечи с насечкой золотою, На каждом панцырь и шелом, Орлиным осенен крылом. Всё пусто вкруг в дали туманной. Пред ними жертвенник. На нем Кумир белеет деревянный. И только плющ виясь младой Лелеет жертвенник простой. Они колена преклонили, Взаимной злобой поклялись. Вот на коней своих вскочили И врозь стрелою понеслись. Давноль? давно ли друг без друга Их край родимый не видал? Давно ль, когда один страдал В изнеможении недуга, Другой прикованный стоял Нежнейшей дружбой к изголовью? Вдруг, горьким мщением дыша, Кипят! надменная душа Чем раздражилася? — любовью! Аскар, добычу бранных сил, Финляндку юную любил. Она лила в неволе слезы, И помнила средь грустных дней Скалы Финляндии своей. Скалы Финляндии пустой, Озер стеклянные заливы И бор печальный и глухой, Как милы вы, как вы счастливы Своею дикой красотой… Дымятся низкие долины, Где кучи хижин небольших С дворами грязными. Вкруг их Растут кудрявые рябины, На высотах чернеют пни Иль стебли обгорелых сосен. В стране той кратки дни весны И продолжительная осень… (обратно)

Две невольницы*

Beware, my Lord, of jealousy.

Othello.W. Shakespeare.[3] I «Люблю тебя, моя Заира! Гречанка нежная моя! — У ног твоих богатства мира И правоверная земля. Когда глазами голубыми Ты водишь медленно кругом, Я молча следую за ними, Как раб с мечтами неземными За неземным своим вождем. Пусть пляшет бойкая Гюльнара, Пускай под белою рукой Звенит испанская гитара: О не завидуй, ангел мой! Все песни пламенной Гюльнары, Все звуки трепетной гитары, Всех роз восточных аромат, Топазы, жемчуг и рубины Султан Ахмет оставить рад За поцелуя звук единый, И за один твой страстный взгляд!» «Султан! я в дикой, бедной доле, Но с гордым духом рождена; И в униженьи, и в неволе Я презирать тебя вольна! Старик, забудь свои желанья: Другой уж пил мои лобзанья — И первой страсти я верна! Конечно, грозному султану Сопротивляться я не стану; Но знай: ни пыткой, ни мольбой Любвииз сердца ледяного Ты не исторгнешь: я готова! Скажи, палач готов ли твой?» II Тиха, душиста и светла Настала ночь. Она была Роскошнее, чем ночь Эдема. Заснул обширный Цареград, Лишь волны дальные шумят У стен крутых. Окно гарема Отворено, и свет луны, Скользя, мелькает вдоль стены; И блещут стекла расписные Холодным, радужным огнем; И блещут стены парчовые, И блещут кисти золотые, Диваны мягкие кругом. Дыша прохладою ночною, Сложивши ноги под собою, Облокотившись на окно, Сидела смуглая Гюльнара. В молчанье всё погружено, Из белых рук ее гитара Упала тихо на диван; И взор чрез шумный океан Летит: туда ль, где в кущах мира Она ловила жизни сон? Где зреет персик и лимон На берегу Гвадалкивира? Нет! Он боязненно склонен К подножью стен, где пена дремлет! Едва дыша, испанка внемлет, И светит ей в лицо луна: Не оттоголь она бледна? Чу! томный крик… волной плеснуло… И на кристалле той волны Заколебалась тень стены… И что-то белое мелькнуло — И скрылось! — Снова тишина. Гюльнары нет уж у окна; С улыбкой гордости ревнивой Она гитару вновь берет, И песнь Испании счастливой С какой-то дикостью поет; И часто, часто слово мщенье Звучит за томною струной, И злобной радости волненье Во взорах девы молодой! (обратно)