— О-о-а! — произнес индеец, опуская голову, как человек, очутившийся пред неразрешимой задачей. — Ваконда все может сделать.
Он машинально повиновался охотнику и бросил рассеянный взгляд на полу своей одежды, которую не успел еще опустить.
— Отныне, вождь, — продолжал Транкиль, — считайте этого человека своим другом и относитесь к нему так же, как и ко мне. Я вам буду за это весьма обязан.
— Слова моего брата звучат в моих ушах подобно пению соловья, — отвечал он. — Черный Олень — вождь в своем племени, язык его чужд лицемерия, и слова, произносимые им, правдивы, ибо исходят из сердца. Черное Лицо займет место у костра совета пауни, так как с настоящего времени он друг вождя.
Квониам поклонился индейцу и ответил горячим пожатием руки.
— Я только бедный негр, — сказал он, — но сердце мое чисто и в жилах моих так же течет красная кровь, как если бы я был белым или индейцем. Вы оба имеете право на мою жизнь, я с радостью положу ее за вас.
После этих взаимных уверений в дружбе все трое уселись на землю и приступили к ужину.
Вследствие утренних волнений у охотников разыгрался сильнейший аппетит. Они отдали должное бизоньему горбу, который был уничтожен почти целиком после их повторных усилий, и запили его несколькими рогами воды с ромом, небольшой запас которого был у Транкиля в фляжке, помещавшейся за поясом.
Покончив с обедом, они закурили трубки, и каждый принялся молчаливо дымить с той серьезностью, которая вообще свойственна людям, живущим в лесу.
Выкурив свою трубку, вождь вытряхнул пепел на ладонь левой руки, заткнул трубку за пояс и, обращаясь к Транкилю, произнес:
— Угодно ли моим братьям держать совет?
— Да, — отвечал канадец. — Когда я расстался с вами на Верхней Миссури, в конце июля, вы назначили мне свидание у бухты Упавшего Дуба, на Оленьей реке, десятого сентября, за два часа до захода солнца. Оба мы явились; теперь я жду, чтобы вы объяснили мне, вождь, для какой цели вы назначили мне это свидание.
— Мой брат прав, Черный Олень объяснит.
После этих слов лицо индейца омрачилось, он глубоко задумался, а его спутники терпеливо ожидали, когда он начнет свою речь.
Наконец, почти через четверть часа, вождь несколько раз провел рукою по лбу, поднял голову, бросил вокруг себя пытливый взгляд и стал говорить тихим и сдержанным голосом, как будто опасаясь, что даже в этом безлюдном месте его слова могут достичь вражеских ушей.
— Мой брат знает меня с детства, — сказал он, — так как его воспитали вожди нашего племени. Поэтому я ничего не скажу ему о себе. Великий бледнолицый охотник носит в своей груди сердце индейца. Черный Олень будет говорить с ним как брат с братом. Три месяца тому назад вождь охотился со своим другом за оленем и ланью в прериях по реке Миссури, как вдруг во весь опор прискакал охотник-пауни, отвел вождя в сторону и долгое время разговаривал с ним наедине. Помнит мой брат об этом?
— Конечно, вождь, я помню, что после продолжительного разговора Голубая Лисица, как звали этого пауни, уехал столь же быстро, как и приехал, а мой брат, бывший до того времени веселым и радостным, внезапно опечалился. Несмотря на мои расспросы, он не хотел объяснить мне причины своей внезапной грусти, а на следующее утро простился со мной, назначив мне на сегодня свидание на этом месте.
— Да, — ответил индеец, — все верно. Теперь я поведаю моему брату о том, чего я не мог тогда ему рассказать.
— Я слушаю, — отвечал охотник, наклоняя голову. — Я только боюсь, что брат мой сообщит мне лишь дурные вести.
— Брат мой увидит, — сказал Черный Олень. — Вот известия, принесенные мне Голубою Лисицей.
И Черный Олень начал рассказ:
«Однажды некий бледнолицый из страны Длинных Ножей [10] явился на берег Оленьей реки, где было расположено селение пауни-змей, в сопровождении тридцати бледнолицых воинов, нескольких женщин и повозок, запряженных красными бизонами без горба и гривы. Этот бледнолицый остановился на расстоянии двух полетов стрелы от селения моего племени, стоявшего на другом берегу, развел костры и расположился лагерем.
Отец мой, как известно моему брату, был самым главным из вождей племени змей. Он сел на лошадь, переправился в сопровождении нескольких воинов через реку и явился к иностранцу поздравить его с благополучным прибытием на земли охоты нашего племени и предложить ему свежее мясо, в котором он мог иметь нужду.