— Но подождите, я не договорил, — удержал ее Стокдэйл. — Я сейчас все выскажу и больше докучать вам не стану. Лиззи, прошу вас, скажите же наконец — да или нет?
Он протянул руку, и Лиззи положила в нее свою, но промолчала.
— Значит ли это, что вы согласны? — спросил он немного погодя.
— Я могу считать вас своим другом сердца, если желаете.
— Почему же вы не скажете сразу, что будете ждать меня, пока я получу приход и смогу жениться на вас?
— Потому что я сейчас… сейчас я думаю кое о чем другом, — сказала она смущенно. — На меня свалилось лее сразу, и так неожиданно; я должна решать дела по очереди.
— Но, дорогая Лиззи, хоть одно мне пообещайте — что больше не позволите мельнику ни о чем говорить с вами, кроме как о делах. Вы никогда его не обнадеживали?
Лиззи уклонилась от прямого ответа.
— Видите ли, — сказала она. — Оулет, ну и все прочие, кто с ним… с давних пор оставляют товар у меня, я им в том никогда не отказывала; вот он и осмелел…
— Товар? Какой товар?
— Бочонки. У нас их так называют.
— Но почему вы не откажете ему раз и навсегда, дорогая Лиззи?
— Да право же, не могу.
— Вы слишком робки. Это непорядочно с его стороны — впутывать вас в свои противозаконные дела и подвергать риску ваше доброе имя. Обещайте, Лиззи, что в следующий раз, когда он опять обратится к вам с просьбой оставить на хранение бочонки, вы позволите мне выбросить их все на улицу!
Она покачала головой.
— Я никогда не решусь так обидеть соседей, — сказала она. — И не стану делать ничего такого, чтобы Оулета, чего доброго, сцапали акцизники.
Стокдэйл вздохнул и сказал, что подобное великодушие — большая ошибка с ее стороны, ведь ей приходится содействовать людям, которые обманывают короля, не платя ему налогов.
— Во всяком случае, Лиззи, вы даете мне право держать его на должном расстоянии и заявить ему прямо, что вы предназначены не для него?
— Нет, мистер Стокдэйл, прошу вас ничего ему не говорить до поры до времени. Я не хочу портить добрые отношения с соседями. В деле этом замешан не один Оулет.
— Очень жаль, — сказал Стокдэйл раздраженно.
— Даю вам честное слово, что не буду поощрять его ухаживаний, — сказала Лиззи. — Всякий благоразумный человек должен довольствоваться таким обещанием.
— И я им довольствуюсь, милая Лиззи, — сказал Стокдэйл, и лицо его прояснилось.
III
Таинственное пальто
Священник стал теперь все чаще обращать внимание на одну странность в жизни своей прекрасной хозяйки — странность, которую он и раньше замечал, но над которой не задумывался: миссис Ньюбери вставала в самое разное время дня. Неделю-другую она просыпалась довольно рано и около половины восьмого спускалась вниз. Потом вдруг три-четыре дня подряд не показывалась внизу до двенадцати часов, а два раза — как он точно знал — не выходила из своей комнаты даже до половины четвертого. Во второй раз он это заметил потому, что как раз в тот день ему особенно хотелось поскорее ее увидеть и побеседовать относительно своих планов на будущее. Как и в предыдущие разы, он решил, что у нее, наверно, простуда, головная боль или другое легкое недомогание, если только она не прячется нарочно в своей комнате, желая избежать встречи и разговора с ним; но это казалось ему маловероятным. Однако первое его предположение не подтвердилось, так как несколько дней спустя, когда разговор случайно зашел о болезнях, миссис Ньюбери наивно призналась, что не помнит, чтобы за весь год у нее хоть раз болела голова или к ней привязалась бы какая другая хворь.
— Рад слышать это, — сказал он. — А я предполагал обратное.
— Почему же? Разве у меня такой болезненный вид? — спросила она, повернувшись к нему лицом, чтобы мистер Стокдэйл сразу понял, до какой степени нелепо подобное предположение.
— Нет, отнюдь нет. Я так подумал только потому, что вы иногда проводите полдня в постели.
— А-а… Ну, это пустяки, — пробормотала она, и лицо ее приняло выражение, которое, пожалуй, можно было бы назвать холодным и которое для Стокдэйла было менее всего приятно. — Просто я люблю поспать, мистер Стокдэйл.
— Да неужели?
— Да-да. Если я не выхожу из спальни до половины четвертого, значит, я лежу и сплю, только и всего.
— Это ужасно, — сказал Стокдэйл. Он мысленно представил себе, как такой беспорядочный образ жизни отразится на ведении хозяйства в доме священника, если эта неприятная привычка укоренится.
— Но такой сон нападает на меня, только если я ночью не спала, добавила Лиззи, угадав, какое направление приняли и как далеко залетели его мысли. — Иной раз мне удается заснуть только к пяти-шести часам утра.
— Тогда дело другое, — сказал он. — Но бессонница, доходящая до такой степени, это же болезнь. Вы не обращались к врачу?
— Да нет, это совсем не нужно. И никакая это не болезнь, а просто так со мной бывает.
И миссис Ньюбери вышла, не добавив ни слова.
Стокдэйлу пришлось бы еще долго ждать, пока выяснилась бы истинная причина бессонницы, не засидись он однажды допоздна за составлением проповеди, что он привык делать по ночам, когда в доме все уже спали, и что всегда отнимало у него порядочно времени. Был уже час ночи, когда он наконец лег в постель. Он еще не успел заснуть, как вдруг кто-то постучал у входа, сперва тихонько, потом громче. Никто не отозвался, и в дверь снова постучали. Так как в доме по-прежнему было тихо, Стокдэйл встал с кровати, подошел к окну, приходившемуся над входной дверью, и, открыв его, спросил, кто стучит.
Молодой женский голос сказал, что это Сусанна Уоллис: она пришла попросить у миссис Ньюбери немножко горчицы — надо поставить горчичники отцу, у него что-то грудь заложило.
Послать было некого, даже колокольчика в комнате не имелось приходилось действовать самому.
— Я схожу позову миссис Ньюбери, — сказал он. Кое-как одевшись, он вышел на площадку и постучал в спальню Лиззи. Лиззи не отозвалась. Памятуя о ее странностях в отношении сна, он постучал сильнее, и вдруг дверь под его рукою сама собой приоткрылась: видно, она была не заперта, а только притворена. Теперь уж его и без стука должны были услышать, и Стокдэйл решительно произнес:
— Миссис Ньюбери! Вас спрашивают!
В спальне Лиззи царило безмолвие — ни шелеста платья, ни звука дыханья.
— Миссис Ньюбери! — совсем уже громко крикнул он в щелку, но и на этот раз ответа не последовало. Тут он услышал легкий шум в комнате, где спала мать Лиззи; очевидно, его зычный голос, бессильный нарушить сон Лиззи, разбудил ее мать, и та поспешно одевалась. Стокдэйл осторожно прикрыл дверь в спальню молодой женщины и подошел к комнате миссис Симпкинс. Не успел он постучаться, как миссис Симпкинс сама открыла дверь и встретила его на пороге. Она была совершенно одета и держала в руке свечу.
— Кто там пришел? — с тревогой спросила она. Стокдэйл передал просьбу соседки, добавив озабоченно:
— Я не мог разбудить миссис Ньюбери.
— Ничего, — сказала миссис Симпкинс, — я и сама могу дать Сусанне все, что ей нужно.
Она начала спускаться по лестнице.
Стокдэйл пошел было к себе, но на полпути остановился.
— Надеюсь, с миссис Ньюбери все благополучно? — нерешительно сказал он. — Я никак не мог ее добудиться.